Николас Шэффнер - Блюдце, полное секретов. Одиссея «Пинк Флойд»

Дух Уотерса (как раньше дух Барретта) был неистребим: хотя и могло показаться, что физическое отсутствие и того, и другого было необходимым условием для активизации иной, отличающейся от прежней, магии ФЛОЙД. После того как Сид остался за бортом, члены группы разрабатывали линию своего эффектного сценического поведения, рассчитанную на то, чтобы полностью сфокусировать внимание аудитории на музыке и всяких художественных штучках-дрючках. Старательно соблюдали они и принцип собственной анонимности (причем явно преднамеренно), что давало им возможность проходить неузнанными через толпу на своих же концертах. Годами группа старалась не давать интервью и игнорировала прессу (еще одна возможная причина пренебрежительно-язвительного отношения К НИМ критиков), пока в результате раскола бойцы лагеря Уотерса и бойцы лагеря Гилмора не изъявили желания по-своему рассказать эту историю. Руководствуясь желанием всячески препятствовать вторжению внешнего мира в их частную жизнь, сами музыканты не вторгались в фантазии своих фэнов. Даже на обложках пластинок не было изображений их лиц, чтобы не разрушать сюрреалистических или же причудливых образов, которые приобретали для поклонников ФЛОЙД поистине мифическое значение: корова на пастбище «Atom Heart Mother», объятый пламенем воротила рок-бизнеса, пожимающий руку своему двойнику-подобию «Wish You Were Here», вышеупомянутая надувная свинья, парящая среди клубов дыма из труб лондонской станции Battersea «Animals». Co временем жизнь ПИНК ФЛОЙД и их собственный мистический мир складывались из флюидов и философии каждого музыканта в отдельности.

Но, несмотря на все высокохудожественные ухищрения группы, кульминационный момент концертов во время тура по раскрутке «Momentary Lapse» наступал, когда исполнялась одна из немногих акустических баллад — при недолгом отключении всех спецэффектов. Без какого бы то ни было призыва со сцены тысячи фэнов в едином порыве запевали вместе с Дейвом Гилмором те слова, которые (как говорят) Роджер Уотерс сочинял, думая о Сиде Барретте… Это были наполненные чувствами размышления на тему отсутствия человека. Чередование печальных образов, заложенных в такой теме, доводится до накала тоскливым рефреном: «Как бы я хотел, как бы я хотел, чтобы ты был здесь…».

Часть I. Улыбка из-под вуали

Глава 1. Установите ручки настройки ядра солнца

«Забравшись под землю, ты точно знаешь, где находишься. Ничего с тобой не случится, никто тебя здесь не достанет. Ты полностью хозяин сам себе, не надо никого ни о чем спрашивать, не надо ломать голову над тем, кто что подумает. Там, наверху, все идет своим чередом — и пусть, тебе-то что до этого. А если захочешь — вылезай на поверхность, и к твоим услугам все на свете…»

В 1966 году Лондон переливался всеми цветами радуги, превратившись в настежь распахнутый всем ветрам город. После двух серых десятилетий послевоенной «аскетичности» экономика была на подъеме, у власти находилось вроде бы демократическое правительство, а такие понятия, как «идеализм» и «оптимизм», прочно вошли в повседневную жизнь.

С появлением нового поколения выходцев из рабочего класса — фотографов, дизайнеров, сценаристов и поп-звезд , — исповедовавших совершенно иной образ жизни, в целом, изменилась и атмосфера старого островного королевства. Оказалось, что классовая иерархия постепенно утрачивала свое значение в системе ценностей британцев. Одежда и пластинки стоили недорого, и возможность покупать их без всяких проблем позволила небогатой молодежи превратить и моду, и музыку в средство своего необузданного самовыражения. Идею такого «отвяза» благосклонно приняла даже консервативная английская аристократия. И среди совершенно разных, не похожих друг на друга групп музыкантов, поэтов, режиссеров, художников и политических активистов когда-то дремлющего города закипела, забурлила жизнь, полная событий: шестидесятые (такие, как мы их сейчас вспоминаем) шагнули на сцену.

К весне 1966 года жизненная активность в Лондоне достигла такого пика, что в редакционной статье журнала «Time» столицу Великобритании окрестили «свингующим Лондоном» — городом текущего десятилетия. Именно так называли Париж двадцатых и Рим пятидесятых годов. «В наши дни Лондон полон жизни как никогда, — констатировал журнал. — Изящество древности и сегодняшнее изобилие смешались в сверкающем пятне поп-арта и поп-музыки».

Едва ли проанглийски настроенные редакторы «Time» были первооткрывателями Нового Лондона. В середине 60-х, когда еще межконтинентальные перелеты в салонах реактивных лайнеров не стали обычным делом, такие писатели-битники, как Аллен Гинзберг (Allen Ginsberg) и Уильям Берроуз (William S. Burroughs), фактически сделали Лондон своим вторым домом. Молодые таланты-изгнанники, начиная с постоянно попадающегося на глаза представителя фирмы Elektra Records Джо Бойда (Joe Boyd) и заканчивая чародеем электрогитары Джими Хендриксом (Jimi Hendrix), подпитывали своей заокеанской энергией город, культурная жизнь которого разгоралась в полную силу.

Среди живых свидетелей происходившего — уроженец Филиппин, артист-экспериментатор и танцовщик ( а также по совместительству господин театральный оформитель) Дэвид Медалья (David Medalla). «Американские писатели и артисты оказывали огромное влияние, — вспоминает он. — Американские художники послевоенного поколения, абстракционисты-экспрессионисты и особенно поп-дизайнеры сначала выставлялись в Лондоне, а уж потом им открывал объятия Нью-Йорк. Джин Винсент (Gene Vincent) и Эдди Кокрэн (Eddie Cocran), первые ласточки рок-н-ролла и первые рок-н-ролльные звезды, приехавшие сюда, имели колоссальный успех. Англичане, образно говоря, оказались чертовски благодатной почвой для занесенных в нее семян, и, благодаря своему потрясающему трудолюбию и мастерству, им удалось даже усовершенствовать этот стиль. Представляете, в Америке в вашем распоряжении «сырой» рок-н-ролл, сырец, исходный продукт, но если вы перемещаетесь в Англию, то там встречаете музыкантов вроде THE BEATLES, которые экспериментируют и создают некий синтетический стиль. Вообще, поколение эпохи БИТЛЗ относилось ко всем нововведениям, вроде новых причесок и новой одежды, с долей трогательной наивности».

1966 год — время, когда находившиеся в зените славы THE BEATLES обогатили поп-музыку альбомом «Revolver: всего за два года с хвостиком Джон Ленной и Пол Маккартни (с небольшой помощью своих друзей — ситар, струнных квартетов и всяких студийных хитростей) превратили банальные yeah-yeah-yeah и «I Wanna Hold Your Hand» в «Eleanor Rigby» и «…отключи свои мозги, расслабься и плыви вниз по течению» («turn off your mind, relax, and float downstream»). THE ROLLING STONES, выбравшие себе имидж этаких денди времен правления королевы-регентши, заполнили радиоэфир композициями в жанре жесткой психологической драмы: «The 19th Nervous Breakdown» и «Paint It Black». Разбивающий гитары лидер THE WHO Питер Тауншенд (Peter Townshend) сделал свою группу настоящим явлением благодаря созданию шокирующей смеси из одежды в стиле модов, мощнейших гитарных аккордов, эффекта «фидбэк» и пропитанного духом анархии сценического шоу, включавшего применение различных видео-«бомб» и дымовых шашек. Вся эта гремучая смесь считалась образцом поп-арта. Исполнитель фолк-рока из Шотландии по имени Донован (Leitch), бледная копия американского Боба Дилана и не более того, на пути покорения вершин чартов с «Sunshine Superman» и «Mellow Yellow» узрел не только свет, излучаемый Востоком, но одновременно с этим озарением превратился в музыканта «электрического» и «средневекового» по стилистике. А Рэй Дэвис (Ray Davis) из THE KINKS стал, вне всякого сомнения, первым звездным рок-исполнителем, с явно выраженным британским акцентом повествовавшим о типично британских печалях и бедах в таких своих трех высокохудожественных хитах 1966 года, как «Dedicated Follower Of Fashion», «Sunny Afternoon» и «Dead-End Street».