Теодор Вульфович - Обыкновенная биография
— Нет, сын, я серьёзно. Вот ты посмотри, мне кажется, мы многого не замечаем. Недавно было открытие выставки (он говорил о ВСХВ), и этот день был настоящим праздником, не успели оглянуться, как день авиации. Ну, ладно, мой день рождения не в счёт, а вот сегодня день физкультурников и такой грандиозный парад… И ведь в будни жизнь идёт так же интенсивно, как в большие праздники.
Мимо проходили юноши допризывники и пели:
Если завтра война, если завтра в поход,Если тёмная сила нагрянет…
Я понял, что он мне говорит о самом главном. Началась Финская, и я перестал получать письма от Николая Лысенко, а месяц спустя я услышал по радио о посмертном присвоении Героя Советского Союза бойцу добровольческого лыжного батальона Лысенко Николаю Викторовичу.
КЕМ БЫТЬ? О ТЕАТРЕ
4 глава
«Кем ты хочешь быть?» — этот вопрос задают всем детям, задавали его и мне. Я хотел быть артистом, лётчиком, кавалеристом, дирижёром, скрипачом и танцором. В пожарные команды детей не брали. Самолёты находились где-то очень высоко. К лошадям я подходить боялся, дирижировал я в своё удовольствие в цирке на представлениях, а на скрипку у родителей всегда не хватало денег. Танцевать разрешали, сколько мне заблагорассудится, но в балетную школу не отдавали — говорили, что танцор-профессионал должен иметь железное сердце, а я, по мнению родных, не был обладателем такого.
«Кем я хочу быть?» — этот вопрос задают себе все юноши, задумывался над этим вопросом и я.
Я хотел быть театральным режиссёром и актёром. Кино было тоже очень заманчивым путём, но театр казался родным и близким, а кинематограф чем-то недосягаемым и необычайно сложным — больше того, кинематограф казался мне чем-то заграничным, а заграница была чужой.
Однажды, когда я учился в седьмом классе, на перемене меня схватили цепкие руки разукрашенной особы, и на огромной тарахтящей машине заграничной марки я был доставлен в Лихов переулок на фабрику «Дет. Фильм».
Знакомились со мной на студии как с породистой собакой. Меня долго беззастенчиво рассматривали, со всех сторон фотографировали, задали несколько вопросов, чтобы услышать мой голос. После этого меня снимали в кинофильме «Отец и сын» (режиссёр Маргарита Барская), где я исполнял какую- то третьестепенную роль ученика-отличника.
Избалованность ребят, их капризы, зазнайство, автомашины, деньги, репетиторы — всё это мне сразу не понравилось. Я стал усиленно заниматься и дал себе слово ни разу не ездить на автомашине, потому что считал это буржуйством. Я был не одинок, и в съёмочной группе организовалась маленькая «демократическая фракция».
Что такое кино, я тогда так и не понял. Казалось, кино — это лёгкая жизнь, большие деньги, за тебя всё кто-то делает, всё есть, всё легко; казалось, кино — это сплошной беспорядок и крупное разбазаривание средств. Позднее обо всём этом я откровенно сказал режиссёру Барской, на что она мне ответила, что кое в чём я прав, но за время съёмок сэкономлено 150 тыс. рублей, и картина снята в рекордно короткий срок — 4 месяца, и вся съёмочная группа получила премии. После этого она долго рассказывала мне о сложности производства, о том, что студия только организована, о том, что всё даётся с величайшим трудом, о том, что семье кинематографистов можно было бы пожелать жить подружнее и побольше помогать друг другу. Она разговаривала со мной как со взрослым человеком, и я начал понимать, что искусство — это ещё и серьёзная борьба.
Тогда я читал уже Станиславского «Моя жизнь в искусстве» и твёрдо решил, что театр, а не кино должен стать моим родным домом, моей семьёй.
Когда меня вскоре пригласили сниматься к И. Савченко в кинофильм «Дума про казака Голоту», я отнёсся к этому предложению без особого энтузиазма и сказал, что мне надо подумать и ознакомиться со сценарием. Надо полагать, что на другой же день был найден новый исполнитель этой роли. Отец сказал мне, что я здорово сглупил. Но я не унывал, так как строил серьёзные планы и решил поступить в театральную студию.
Мне хотелось на режиссёрский факультет, окончить театральную студию, — они тогда в изобилии насаждались.
СТУДИЯ! ДНЕВНИК!!
Кто ищет, тот всегда найдёт.
Я упорно искал и нашёл. В Хлебном переулке в помещении старой небольшой школы была театральная студия, которую организовали студенты режиссёрского факультета ГИТИСа. Занятия проводились вечерами и по выходным дням.
Это был молодой, дружный творческий коллектив; это были энтузиасты, не жалевшие для студии ни сил, ни времени, ни последних копеек; это были юноши и девушки, беззаветно влюблённые в театр и решившие посвятить себя этому замечательному и трудному делу; это был ещё один бурный побег неизмеримого по своей силе посева Константина Сергеевича Станиславского. Его имя в студии было святыней, его заветы, указания выполнялись неуклонно, этика и высокая мораль само собой разумелись.
В студии я отчётливо понял, что театральное искусство это не только талант и любовь к делу, но большой, постоянный и тяжёлый труд.
Дома я часами просиживал над упражнениями по эффективным действиям, и когда квартира пустела, увлечённо репетировал одиночные этюды.
Работа постоянная и серьёзная дала свои результаты. Мой этюд «В пулемётном гнезде», сделанный под влиянием кинофильма «Чапаев», был отмечен на показе как лучший, и я был приглашён для участия в работе старшего курса студии.
Студийцы получили задания по воплощению на площадке образов зверей. На площадке стали появляться обезьяна, медвежонок, пингвин, прекрасная дрессированная собачонка, а мой верблюд не получался. Я ежедневно стал бывать в зоопарке, наблюдал за верблюдом, кормил его, следил за его повадками и даже не удержался от соблазна и прокатился на нём. Работа подвигалась, и я решил разозлить своего земляка и посмотреть, каков он в нервном состоянии. Разозлить мне его удалось, но в отместку мой старый друг смачно плюнул в меня, и я долго мылся в холодной воде зоопарковского бассейна.
Этюд с верблюдом удался на славу, но я никому не рассказывал, какой ценой я добился положительных результатов.
В студии мне удалось проучиться только один год. Сохранилась запись, датированная августом 1939 года:
«Тяжесть — как снег на голову. Нам объявили, что студия распускается. В помещении нам отказано, средств не отпускают, официальное разрешение на существование студии не получено.
Все остались на местах как каменные изваяния и сидели так долго. Не стану описывать все споры, пламенные речи и слёзы. Что-то неприятное и солёное подкатывало к горлу, а я ведь с 14 лет не плакал ни разу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});