Коллектив авторов - Последний император Николай Романов. 1894–1917 гг.

Г. Распутин выступал категорически против вовлечения России в войну в Европе. Недовольство Г. Распутиным усилилось в годы 1-й мировой войны, когда прозвучали обвинения в том, что царица и «старец» проводят прогерманскую политику.

На «старца» было совершено несколько покушений. Один из заговоров сложился в монархической среде. Его организаторы – великий князь, двоюродный брат государя Дмитрий Павлович; самый богатый наследник в России князь Ф. Ф. Юсупов; депутат Государственной думы, лидер «Союза Михаила Архангела» В. М. Пуришкевич. Заговорщики считали, что устранение Распутина укрепит авторитет Николая II и престиж монархии в России.

Убийство Г. Распутина 30 декабря 1916 г. вызвало панические настроения в царской семье, верившей в пророчества «старца» о мистической связи между его судьбой и судьбой династии и монархии. Тем не менее участники заговора не были привлечены к уголовной ответственности. О. У.

П. ЖИЛЬЯР. «ИМПЕРАТОР НИКОЛАЙ II И ЕГО СЕМЬЯ». «И вот в это самое время к ней (Императрице. – Примеч. ред.) привели простого сибирского мужика – Распутина. Этот человек ей сказал: „Верь в силу моих молитв, верь в силу моего заступничества – и твой сын будет жить“. Мать уцепилась за надежду, которую он ей подавал, как утопающий хватается за руку которую ему протягивают; она поверила ему всей силой своей души. Уже с давних пор она была убеждена, что спасение России и династии придет из народа, и она вообразила, что этот смиренный мужик послан Богом, чтобы спасти того, кто был надеждой России. Сила веры довершила остальное и, благодаря простому самовнушению, которому помогли некоторые случайные совпадения, она убедила себя, что судьба ее ребенка зависит от этого человека.

Распутин отдавал себе отчет в состоянии души этой отчаивающейся матери, которая была сломлена борьбою и которая, казалось, дошла до предала страданий. Он понял всю выгоду которую может из этого извлечь и с дьявольской ловкостью сумел в известной мере связать свою жизнь с жизнью ребенка.

<…> В каких-нибудь 150 верстах на юг от Тобольска стоит, затерявшись среди болот, тянущихся вдоль реки Тобола, небольшое село Покровское. Там родился Григорий Распутин. Его отца звали Ефимом. Как многие крестьяне того времени, он не имел фамилии. Жители деревни, которой он не был уроженцем, дали ему, когда он к ним переселился, прозвище „Новый“. Его сын Григорий вел в своей молодости обыкновенную жизнь небогатых крестьян этой области Сибири. Однако он скоро отличился смелостью, которую проявлял в этих предприятиях, а его распутство не замедлило создать ему славу бесшабашного кутежника. Его уже иначе не знали, как под кличкой „Распутин“, которая как бы заменила ему фамилию.

Жители сибирских деревень имеют обыкновение отдавать лошадей в наем путешественникам, проезжающим по их местности, а сами служат проводниками или кучерами. Однажды Распутину случилось везти в Верхотурский монастырь одного священника, который, завязав с ним разговор, был поражен живостью его природных дарований. Своими вопросами он довел его до признания в его беспутной жизни, увещевал его посвятить Богу столь дурно применяемый им пыл. Эти убеждения произвели на Григория настолько сильное впечатление, что он, казалось, захотел бросить свою развратную и темную жизнь. Он долго прогостил в Верхотурском монастыре и стал с тех пор посещать святые места в окрестностях.

Народная доверчивость, которой он чрезвычайно ловко умел пользоваться, поспешила признать в нем пророка, одаренного сверхъестественными свойствами и имеющего силу творить чудеса. Для того, чтобы понять столь быстрое увлечение, надо отдать себе отчет в той страшной силе внушения, которою обладал Распутин, и в легкости, с которой народное русское воображение поддается прелести чудесного.

Добродетель нового святого по-видимому не в силах была долго сопротивляться осаждавшим его плоть соблазнам, и вскоре он вновь впал в свою беспорядочную жизнь. Правда, он теперь предавался сильному раскаянию в своих грехах, но это не мешало ему начинать сызнова. Итак уже в это время в нем была заметна та смесь мистицизма с эротоманией, которая впоследствии сделала из него столь опасного человека.

Несмотря на все это, слух о нем все рос и рос. К нему обращались, его вызывали издалека не только в Сибири, но и в России.

Его странствования привели его, наконец, в Петербург. Он познакомился там в 1905 году с архимандритом Феофаном, ректором духовной академии, которому показалось, что он видит в нем проявления искренней веры и очень большого смирения, а также все признаки божественного вдохновения. Распутин через его посредство был введен в круги набожных людей столицы, где ему уже предшествовал слух о нем, как о пророке. <…>

Распутин вскоре приобрел огромное влияние на новых поклонников. Он сделался обычным завсегдатаем некоторых гостиных высшего петербургского общества и даже был принят некоторыми членами Императорской семьи, которые пели о нем хвалебные гимны Императрице. Большего ему и не было нужно, чтобы сделать последний шаг. Распутин был введен ко Двору через приближенных Ее Величества и по личной рекомендации архимандрита Феофана. Этот факт не следует забывать, ибо в течение многих лет он ограждал его от нападков его противников.

Мы видели, как Распутин, воспользовавшись отчаянием, наполнявшим душу Императрицы, сумел связать свою жизнь с жизнью Цесаревича и таким образом приобрести все большую власть над матерью. Каждый раз его вмешательство как будто вызывало улучшение в здоровье ребенка и тем самым усиливало его обаяние, увеличивая вместе с тем и веру в силу его заступничества.

Однако по прошествии известного времени Распутин как будто опьянел под влиянием своего внезапного возвышения. Он счел свое положение достаточно прочным, бросил осторожность, которую соблюдал на первых порах своего пребывания в Петербурге, и вновь стал предаваться излишествам. Но делал он это с большой ловкостью, так что долгое время вводил многих в заблуждение насчет своей личной жизни. Только мало-помалу слух о его разврате стал распространяться и встречать доверие. Сначала против старца раздалось лишь несколько слабых голосов, но вскоре к ним присоединились более уверенные и многочисленные голоса. Первою попробовала разоблачить при Дворе обманщика воспитательница Великих Книжен, Тютчева. Ее усилия разбились о слепую веру Государыни. Среди обвинений, которые она возводила против Распутина, нашлись такие, которые она в порыве своего негодования недостаточно проверила. Их ложность бросилась в глаза Императрице. Видя свое полное бессилие и желая снять с себя ответственность, Тютчева просила, чтобы Распутину был, по крайней мере, запрещен вход в этаж, где жили дети. Государь вмешался в этот вопрос, и Ее Величество уступила, но не потому, чтобы ее убеждение было поколеблено, а из чувства миролюбия и снисхождения к Тютчевой, которую на ее взгляд ослепляли ее узкое усердие и самая ее преданность. <…>