Раиса Горбачева. Жизнь и принципы первой леди СССР - Георгий Владимирович Пряхин
В той же машине – через те же ворота. Красноармеец под фонарем у КПП отчетливо козырнул на прощание. Это, кстати, был единственный военный, которого я увидел в резиденции. Да и всего-то видел здесь трех человек: постового, хозяйку и миловидную женщину, принесшую нам чай, которую супруга Президента СССР называла с русской простотой и дружелюбностью: «Шура».
Автомобиля с Президентом на обратном пути в Москву мы не встретили: восьмой час – слишком рано для его возвращения домой.
Все мы родом из детства
– Раиса Максимовна, о том, что Вы любите Антуана де Сент-Экзюпери, я уже догадался – несколько раз слышал, как Вы упоминали те или иные фрагменты из «Маленького принца». Нашу сегодняшнюю беседу я тоже начну с известной цитаты Экзюпери: «Все мы родом из детства…»
– Да, я люблю этого писателя и его маленького человечка, делающего большие, добрые дела. Детство – мир фантазии, мечты. Время тысяч вопросов. И первых поисков ответов на них. Оно было у каждого из нас. И тогда, в детстве, казалось, что другого детства и быть не может. Такое, какое было, оно и дорого…
Ходили в школу, на пионерские сборы, потом на комсомольские собрания. Гордились Магниткой, Днепрогэсом, Комсомольском-на-Амуре, челюскинцами, Валерием Чкаловым, Валентиной Гризодубовой. Восхищались подвигом Александра Матросова, Зоей Космодемьянской, молодогвардейцами. Зачитывались книгами. Мечтали о далеких путешествиях, дальних странах, городах. Я лично мечтала быть капитаном дальнего плавания… Мечтали найти клад. Все время искали клад!
– А мои младшие дети больше всего мечтают сейчас встретиться с инопланетянами…
– Нет, мы упорно, не теряя надежды, искали клад. И еще, знаете, играли в войну. Конечно, все дети в той или иной степени играют в войну. Но для детей моего поколения игра эта была исполнена некоего печального смысла: слишком часто соседствовала с явью. Конечно, играли и в школу, и в куклы, но вот у меня в памяти осталось: в войну. И каждый из нас, разумеется, хотел быть партизаном, Чапаевым, Анкой – даже мальчишки, если не доставалось никакой другой «положительной» роли. Никто не хотел быть белым или немцем, фашистом. Не задумывались о том, что те же «белые», скажем, – тоже наши соотечественники…
Да, если сейчас, с высоты пройденных лет, задуматься над детством моим, моего поколения, рассматривая, скажем, фотографии, которые я перебирала перед Вашим приходом, то главное, что вспоминается, – все-таки война. Шла за нами по пятам. Война в Испании. Добровольческие отряды. Война финская. Халхин-Гол. А внутри страны? Тридцатые годы – «враги народа». Помню, как в первом-втором классах в школе вымарывали в учебниках портреты Егорова, Блюхера, Тухачевского. Грустно. Горько…
И наконец, Отечественная. Сорок первый – сорок пятый. Миллионы потерянных жизней, миллионы жизней покалеченных. Опустошенные дома, осиротевшие семьи, разрушенные города, села, сожженная земля… Переполненные вокзалы. Страна – вокзал. Лишь два чувства, казалось, реют над нею: прощания и ожидания. Опухшие от голода лица. И чувство страха – потерять продуктовую карточку, хлебную карточку! – я помню его до сих пор. И сбор колосков, мерзлой картошки в поле. Все это было. Было для меня, как и для всех моих сверстников.
А потом – счастье Победы. Это надо пережить. Счастье возвращения близких и родных – живыми. И вообще – это захлестнувшее после войны счастье жизни, просто, понимаете, физической жизни!
Отец мой 1907 года рождения, украинец. Мать 1913 года, русская, сибирячка – Георгий Владимирович, мы с Вами договаривались, что в моих суждениях не будет какой-то четкой и строгой последовательности, так ведь? Скорее – мозаичность. Импульсивность. Что возникло в памяти, что совпало с сегодняшним настроением. Это ведь не мемуары, не так ли?
– А мне как раз и нравится, что не мемуары. И нравится, что Вы волнуетесь, вспоминая свое детство, те годы, а не раскладываете все бесстрастно по полочкам…
– Папа всю жизнь проработал в системе железнодорожного транспорта. В автобиографиях я всегда писала: отец – служащий-железнодорожник. Беспартийный. Да-да, беспартийный. Вера в партию пришла к моему отцу вместе с Михаилом Сергеевичем – моим мужем. Несмотря на разницу в возрасте, он стал для него коммунистом, олицетворяющим правду и справедливость.
В Сибирь отец приехал весной 1929 года. Сам он из Чернигова, а весной 29-го приехал в Сибирь.
– В какое место конкретно?
– Приехал на строительство железной дороги. Первой железной дорогой, которую отец строил, была дорога Рубцовск – Риддер на Алтае. Его родители – отец, Андрей Филиппович, и мама, Мария Максимовна, – бросили в селе землю и перебрались на жительство в город – Чернигов. Бросили, оставили землю, потому что не могли прокормиться с нее. А отец в поисках работы приехал с товарищами в Западно-Сибирскую область – так она тогда называлась. Сейчас это Алтайский край. Приехал на строительство железной дороги. Строительство этой дороги проходило через село, где родилась моя мама, Веселоярск. Да-да, есть такое село – я только что получила оттуда письмо с новогодними поздравлениями…
В одном из интервью Михаил Сергеевич сказал обо мне, что я родом из Сибири, с Алтайского края, из Рубцовска. И там проявили интерес ко мне, к моей маме. Меня трогает этот доброжелательный интерес. Так вот, здесь, в Веселоярске, и сошлись судьбы моих родителей. Вел-вел отец дорогу и привел – прямо к свадьбе.
Веселоярск – красивое название. Немного таких названий у нас. Любим мы почему-то выставлять на первый план не самое лучшее в характере наших мест – национальная черта, что ли? Едешь иной раз, читаешь названия и прямо огорчаешься: Грязнуха какая-то, Черный Яр… А тут – Веселоярск!
– Нечто похожее еще Гоголем замечено…
– Я была первым ребенком в семье. По православной традиции меня крестили. Не в церкви – какая уж там церковь в 1932 году, в самый разгар борьбы с ними, церквами, – а на квартире у священника. Правда, имя выбрали не из святцев. Вы же знаете традицию: раньше священник предлагал имя, отыскивая его в святцах. А мое имя выбирали уже сами родители. Отец выбрал. Известно, как много у нас красивых народных, славянских, русских имен. А тогда уже появились и новые имена. Новые имена нового времени. Среди моих сверстниц много Октябрин, Владилен. Стали появляться и имена новой интеллигентной волны – Нелли, Жанна, Алла. А отец назвал меня Раисой. Раечка. Он мне потом объяснил, что для него оно означало «рай». Райское яблочко.
– В наших местах это тоже распространенное имя. Но такого объяснения я никогда
