Владимир Дроздов - Над Миусом
А потом оказалось: поле, на котором они впервые видели самолет, будущий учебный аэродром! А самолет - их будущая учебная машина. И летать будет их учить ТОТ самый летчик по фамилии Степанов, чей полет они наблюдали. Он на этой "аврушке" воевал еще в гражданскую войну.
Арсений и Саша стали учлетами. Целые дни друзья проводили у самолетов чистили их, мыли, ремонтировали. Однако поначалу многое в машине было им непонятно. То и дело возникали вопросы... Кроме "авро" вскоре появились еще "фарманы", "анрио", "де хевиленды". Их надо было изучать.
Больше всего Арсений любил те редкие минуты, когда вдвоем со Степановым поднимался в воздух. Только, молчаливый и доброжелательный на земле, в полете Степанов чуть ли не зверел, не прощая учлету ни малейшей ошибки. Изощряясь в изящных выражениях, требовал снова и снова - до полного автоматизма - повторять упражнения. И вроде никогда не оставался доволен, никого ни за что не хвалил.
Арсению иногда хотелось все бросить, уйти в механики - во время ремонта Степанов не матерился, терпеливо объяснял непопятное. Однако гордость не позволяла уйти и желание летать пересиливало обиду. Арсений терпел своеобразное красноречие Степанова и лишь изо всех сил старался не давать инструктору повода для насмешки.
Однажды Арсений на глубоком вираже не справился с моментом перемены рулей - в кабину задуло слева.
И сразу Степанов заорал:
- Вылезай к чертям собачьим! Кому говорю, вылезай!
Они находились в зоне на высоте тысячи метров. И летали без парашютов. Однако Арсений спокойно отстегнулся, встал, перекинул ногу через борт, нащупал носком сапога крыло - начал вылезать... Он не думал в эту минуту, что будет делать в следующую, просто должен был как-то отвлечься от кипевшей в нем обиды.
Вот когда впервые Степанов засмеялся, весело крикнул:
- Ну, молодец! Хоть труса не празднуешь!
И добавил уже по-деловому:
- Давай-ка еще раз глубокий влево, да повнимательнее!
Но и после этого случая Степанов не перестал ругаться. Даже еще изобретательнее сделался.
Вот Арсений как-то зашел на посадку точно по "Т", а финишер прозевал изменения в направлении ветране развернул строго по нему полотнища "Т". Из-за небольшого ветра-боковика самолет Арсения начало сносить, и он не сразу это заметил, поздновато взялся бороться со сносом. Правда, к моменту приземления он все же успел погасить снос. А все равно Степанов целую неделю позорил Арсения перед учлетами, угрожал выгнать из училища...
Арсений старался летать как можно лучше, но Степанов обязательно находил какое-нибудь, пусть самое незначительное, упущение. И ругал, ругал, ругал... Конечно, остальным учлетам своей группы тоже не давал спуску. Однако тогда казалось: Арсения он ненавидит, придирается куда больше, чем к другим.
Однажды вечером во время послеполетного ремонта главный механик похвалил Арсения за быстрое исправление колеса, поврежденного кем-то из учлетов при посадке. И вдруг добавил:
- Ну, готовься! Завтра Степанов выпустит тебя самостоятельно!
Если бы этот доброжелательный человек знал, как подействуют его слова на Арсения!
В ту ночь Арсений почти не спал. Ведь это явное противоречие: инструктор недоволен им, а вместе с тем собирается выпускать одного. Трудно было понять: как придира Степанов может доверить "аврушку" учлету, которого только что поносил последними словами?
Настало утро. Арсений как ни в чем не бывало произвел с инструктором очередной полет по кругу. Вылез, чтобы получить замечания. И тут, словно сквозь воду, вдруг услышал:
- Иди, садись в кабину! Полетишь самостоятельно!
Один по кругу. Первым в училище вылетаешь, смотри у меня, если напортачишь!
Степанов быстро выскочил из своей кабины, но Арсений влезал в свою медленно, долго устраивался на сиденье...
И Степанова рассердила минутная задержка учлета.
Он вспрыгнул на крыло, закричал: "Ну, чего ждешь, раззява?! Взлетай, так-перетак!" - и быстро сунул вперед сектор газа. Мотор взревел, Степанова то ли сдуло с крыла струёй от винта, то ли он сам спрыгнул. А самолет ходко пошел на взлет. И Арсений, как и полагалось, плавно отжал от себя ручку управления - облегчил "аврушке" поднятие хвоста, отрыв от земли. Он взлетел точно по всем правилам, словно и не был перебудоражен случившимся.
Однако, внимательно выполняя все наставления своего инструктора, Арсений перебирал в уме разные способы мести. Наконец решил: "Сяду не у "Т", где ты меня поджидаешь, а на краю летного поля! И сразу - в лес.
Пока ты до самолета добежишь, я уже из глаз скроюсь".
Воображение подсказывало и как вести себя дальше: сделать крюк по лесу, выйти к железнодорожной станции, забраться в пустой товарный вагон и "зайцем" доехать до Сызрани. А там всегда можно наняться грузчиком...
Мысленно растравляя и подстегивая себя, Арсений незаметно все же развернулся точно по "Т", вовремя перевел двигатель на малые обороты... Видно, из-за выработавшегося уже летного автоматизма зашел на посадку правильно и отлично посадил машину у самого "Т". И спохватился, лишь когда увидел: Степанов показывает ему сжатый кулак с поднятым вверх большим пальцем - хвалит!
Как положено, Арсений зарулил на линию предварительного старта, чтобы получить от инструктора замечания. А Степанов просто показал два пальца мол, разрешаю еще два полета. Это был успех, на какой Арсений даже не надеялся!
И все же потом, на разборе, Арсений стоял в строю хмурый, насупившись: не мог простить бесчисленных обид. А Степанов поглядел на него и при всех сказал:
"Ну, этот гордый летчиком будет". Внутри словно что-то смягчилось. И так хотелось снова подняться в воздух!..
Ради этого он готов был, если придется, и дальше терпеть ругательства, обиды. Но самому себе обещал твердо:
"Всегда буду обходиться с людьми справедливо и человечно".
И вот генералом стал, а до сих пор, кажется, ни разу не изменил слову.
Строев любил летать, в любую минуту готов был подниматься в воздухпросто не мог, да и сейчас не может без этого. Почему же Тима-генерал Хребтов-не понимает?
Год назад, под Сталинградом... Новоиспеченному генералу Строеву удалось сбить одного из асов эскадры "Удет". А по радио (переговоры в воздушном бою велись открытым текстом) немцы узнали-кто, ну, конечно, только фамилию. И через день на аэродромы дивизии были сброшены листовки: "Все равно собьем вашего аса Строева!" Вот генерал Хребтов и запретил ему летать.
И до сих пор свой запрет не снял. Мол, в летчиках пет недостатка, а командиров дивизий всего пять, терять их нельзя. Хотя разве не ясно, что авиадивизия - не воздушная армия. Ею невозможно хорошо командовать, если сам не летаешь. Здесь часто приходится не на словах, а личным примером учить подчиненных.,.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});