Леонид Владимиров - Россия без прикрас и умолчаний

Подавляющее большинство русских женщин работает наравне с мужьями – иначе невозможно прокормить даже небольшую семью. Работают и беременные – им предоставляют оплаченный отпуск лишь на восьмом месяце (до недавнего времени давали только на девятом). И через два месяца после рождения ребенка женщине снова перестают платить: хочешь – возвращайся на рабочее место, не хочешь – можешь продлить отпуск до года, но уж за свой собственный счет. Последней возможностью пользуются очень немногие, жить-то не на что.

В результате всего этого миллионы младенцев в самом нежном возрасте попадают в так называемые ясли. Учреждения с этим библейским именем, содержащие детей от двух месяцев до трех лет, широко распространены в стране. Мать утром кормит ребенка грудью и относит перед работой в ясли где-нибудь недалеко от ее завода или конторы; четыре часа спустя она получает право уйти на час с работы для нового кормления ребенка; а те, у кого много молока, сцеживают его в бутылочку и оставляют в яслях для своего малыша. Впрочем, свой законный час кормления они все равно берут, используя его для покупок или других семейно-хозяйственных дел, которых всегда так много у русской женщины. По дороге домой, после окончания трудового дня, женщины или их мужья забирают младенцев домой до следующего утра. Когда период кормления грудью оканчивается, наступает некоторое облегчение: мать может не посещать ясли целый рабочий день.

Начиная со второго года жизни, малышей в яслях учат говорить, а кое-где петь и танцевать; специальные воспитатели играют с ними в игры, разработанные сектором дошкольного воспитания Академии педагогических наук СССР. И когда ребенка в трехлетнем возрасте «выпускают» из яслей, он уже весьма политически грамотен. Он знает массу умильных историй про «дедушку Ленина, который был самым лучшим человеком на свете» (раньше знал и про «великого дядю Сталина»); он знает, что «раньше у нас в стране правил плохой и злой царь, а потом рабочие и крестьяне его свергли и стали управлять сами»; что «самые лучшие, самые умные люди у нас в стране входят в коммунистическую партию и они называются коммунистами»; и даже что «за океаном, в Америке, сидят проклятые буржуи, которые хотят убить всех коммунистов и вернуть на прежнее место царя». Это, так сказать, лишь азы политграмоты. Трехлетние малыши обычно осведомлены и побольше. Они в курсе дела насчет непобедимой и храброй Советской армии, насчет славных пограничников, которые день и ночь сторожат нашу землю, не пуская на нее врагов, и так далее.

С самого невинного возраста малыша учат не только любить, но и ненавидеть. Даже так: не столько любить, сколько ненавидеть. Злобные враги, отвратительные и коварные буржуи-капиталисты занимают важное место во многих советских сказках для маленьких детей. На картинках этих буржуев изображают толстыми, страшными, с оскаленными зубами. Попробуйте убедить трехлетнего малыша, что дело обстоит не совсем так! У вас ничего не выйдет: детская душа чиста и прямолинейна, она не принимает раздвоения. И если вы покуситесь на авторитет воспитательницы из яслей, начнете по вечерам учить маленького чему-нибудь другому, то ребенок занервничает и может вас, родителей, даже возненавидеть. Большинство отцов и матерей не делает поэтому никаких попыток полемизировать с ясельной «политграмотой», и первичные абсурдные представления утверждаются в человеке исключительно прочно.

С трех до семи лет маленький советский гражданин посещает следующее воспитательное учреждение – детский сад. Мест в детских садах Советского Союза гораздо больше, чем в яслях. Плата за пребывание в детском саду очень невысока – в среднем около 10 долларов в месяц, включая питание и, конечно, воспитание.

За четыре года, проведенных в детском саду, ребенок познает многое. Он, например, замечает несоответствие между рассказами о счастливом детстве в Советском Союзе (ежедневный репертуар воспитательниц) и собственной жизнью в семье. Он постигает неравенство между людьми, далее между детьми в группе детского сада. И в первые год-полтора задает головокружительные вопросы как родителям, так и воспитателям. У моего четырехлетнего сына его «коллега» по детскому саду деловито спросил:

— Скажи, Митя, а твой папа, когда пьяный приходит, маму бьет или нет?

Митя ответил, что его папа никогда пьяный не приходит. И был бит сверстником за явную ложь. «Как это пьяный не приходит? У всех папы приходят домой пьяные».

Воспитательницы детских садов – женщины закаленные, они привыкли ничему не удивляться. Они умеют «идеологически выдержанно» ответить на любой дикий вопрос из социальной, религиозной или национальной области. Если они видят, что какой-нибудь малыш задает слишком уж рискованные вопросы, следует предупреждение родителям: воздержитесь от опасных разговоров при ребенке. Родители воздерживаются.

В результате у маленького гражданина постепенно выковывается очень важная в советском обществе черта – понимание, о чем можно спрашивать и вообще упоминать, а о чем нельзя. Типичное оруэлловское двоемыслие, основанное на инстинкте самосохранения. Много позже, если ребенок станет партийным работником или журналистом, про него скажут, что у него хорошее политическое чутье – это в Советском Союзе звучит похвалой, без всякого оттенка иронии. Если же он не станет, как принято говорить в России, «работником идеологического фронта», то чутье, развитое в детском саду, поможет ему прожить жизнь без неприятностей – где надо смолчать, где надо прокричать «ура», а где надо – даже критически высказаться (ведь критика недостатков, если она «конструктивна» и лежит в определенных пределах, поощряется партией).

Однако не только это качество развивается в детском саду. Персонал прилагает громадные усилия, чтобы воспитать в детях так называемое чувство коллективизма. Под этим понимается только одно: безусловное подчинение меньшинства большинству, а всех в целом – одному руководителю. «Все едят кашу, а ты не ешь – стыдно!» «Все поют про красный флаг, а ты не поешь – ты что же, против всех?» Самый большой грех в детском саду – чем-нибудь выделяться, чем-нибудь отличаться от остальных. Воспитатели легко добиваются, что таких детей дразнят, травят, даже бьют. И это действует исключительно сильно. Дети очень заботятся о том, чтобы «быть как все»; если мать утром предложит малышу надеть какую-нибудь обновку, с его точки зрения экстравагантную, – он откажется: «меня дразнить будут». С другой стороны, у детишек появляется особая «коллективная ревность», они высматривают индивидуальные особенности у сверстников и стараются в меру сил их подавить – поднять «индивидуалиста» на смех, побить, а то и нажаловаться на него воспитателю.