Эдит Пиаф - Моя жизнь
В начале наших отношений я очень часто взрывалась. Он — никогда. В наших ссорах я приходила в неистовство, как идиотка, — он и бровью не шевелил. Наконец я решила, что он меня просто разыгрывает. Как-то я неслышно подкралась к нему на цыпочках и пронзительно заорала в самое ухо. Поль даже не вздрогнул. Тогда я начала крушить все подряд: швыряла стаканы о стену возле самой его головы, вопила, топала ногами, рыдала, оскорбляла, сама готова была разорваться на части. Поль спокойно лежал на постели, прикрыв лицо газетой, и только спросил меня: «Не сломай, пожалуйста, радиоприемник».
Однажды, для того, чтобы вывести его из себя, я сломала этот знаменитый приемник: когда я схватила его, Поль приоткрыл глаза, а я тотчас же швырнула приемник на пол и стала топтать его ногами. Тогда Поль, джентльмен, встал, подошел ко мне и сказал: «То, что ты делаешь, очень нехорошо». Затем дал мне пощечину и улегся обратно.
Я опять потерпела неудачу!
Из-за его хладнокровия я сходила с ума. И вот после очередной ссоры я заявила: «Между нами все кончено. Я ухожу», — и пошла обедать с Тино Росси к «Фуке».
Во время обеда я не могла говорить ни о чем, кроме Поля, которого любила, который выводил меня из себя и которого мне сейчас так не хватало. Тогда Тино, тайком от меня, позвонил ему и сказал: «Мы идем в «Динарзад», присоединяйся к нам. Она думает только о тебе».
Но это было бы слишком легко! Со мной так просто не бывает! Когда Поль появился, моя ярость мгновенно вспыхнула снова. Я при всех грозила ему разбить о его голову бутылку шампанского. Не сказав ни слова, он повернулся и удалился. Когда я вышла из ресторана, он ужал меня на улице у фиакра.
Была чудовищная потасовка. Я не желала ехать с ним, а он всячески пытался запихнуть меня в фиакр. Наконец ему удалось ударить меня кулаком и бросить на сиденье. Как только фиакр тронулся с места, я начала истошно орать: «На помощь!.. Полиция!.. Меня похищают…»
Когда мы подъехали к дому, Поль положил меня на тротуар, сел на меня и, крепко держа за руки, сказал кучеру: «Достаньте у меня из кармана бумажник и получите, пожалуйста, сколько следует».
Фиакр уехал. Поль потащил меня по лестнице. Я рычала от гнева, отбивалась, колотила его ногами. Наконец ему удалось втолкнуть меня в квартиру. Как только он отпустил меня, я снова кинулась к двери, чтобы вырваться. И вдруг остановилась.
Поль, жестокий Поль, изводящий меня своим хладнокровием, рухнул. Он сидел на ручке кресла и бормотал: «Я не могу больше, Диду. Прекрати! Я тебя умоляю! Не уходи!». Я была потрясена, и я осталась.
Наш союз не стал более спокойным. Я решила возбудить его ревность, думая этим крепче привязать. Ну и дрянь же я была! Я назначала свидания разным мужчинам в кафе. Идя по улице, я всегда чувствовала за собой Поля, который крался следом за мной. Он предпринимал невероятные предосторожности, чтобы я его не обнаружила. Скользил позади газовых фонарей, прятался за машинами, скрывался в подворотнях.
Он выслеживал меня и часами ждал на тротуаре. Однажды он ворвался в кафе, где я была с другим, и потребовал: «Немедленно возвращайся домой». Я покорно повиновалась. На улице, семеня рядом с ним, я говорила: «Поль, все это игра. Я глупая, я хотела, чтобы ты ревновал». Но Поль молча тащил меня за руку.
Придя домой, он начал с того, что переломал все, чем я особенно дорожила. Потом залепил мне такую пощечину, что у меня опух глаз и я три дня ничего не могла есть от боли…
В результате нас разъединила наша профессия, а не ссоры и драки. Поль почти все время разъезжал с концертами, я тоже. И в один прекрасный день мы просто не нашли друг друга. Поль спокойно, без криков и слез стал моим лучшим другом.
Мне было двадцать пять лет, я много пережила, но все-таки не знала настоящей любви. Моя любовь — это потоки лжи, ссоры, тумаки, плач.
Помню одного композитора. Этот высокий, красивый, элегантный мужчина месяцами водил меня за нос и все твердил: «Дай мне ещё один месяц, чтобы развестись с женой. Потом я тебя никогда не брошу».
Но отважиться развестись он никак не мог, и однажды я сказала ему: «Если я пойму, что ты крутишь мной, я тебе изменю». Он «крутил», и я сдержала свое слово. На следующий же день я рассказала ему об этом. Но он был настолько самонадеян, что мне не поверил. Тогда я позвонила своему новому любовнику и передала композитору трубку. Он побледнел, как простыня, и сейчас же ушел.
К чему должен был привести меня такой образ жизни, к тому и привел: меня считали обыкновенной потаскушкой. Я стала притчей во языцех, «добрым гением» проезжих актеров.
Мужчины обращались со мной, к с «захваченной местностью».
И все-таки в глубине души я чувствовала себя неоскверненной, несчастной и совершенно чуждой этой позорной действительности.
Но по-настоящему я поняла, насколько опустилась, только в тот день, когда среди прочих друзей пригласила в номер отеля «Уолдорф-Астория», где я останавливалась в Нью-Йорке, американского киноактера Джона Глендейла.
После обеда, проводив своих гостей до дверей и вернувшись в гостиную, я обнаружила, что Джон исчез. Разыскивая его повсюду, я наконец нашла его, совершенно голого, в моей постели, курившего сигарету и совершенно уверенного в себе.
Я швырнула ему в лицо его одежду и выгнала вон. Потом в слезах повалилась на кровать и дала себе клятву исправиться.
Все эти потасовки, ложь, обманы не привели ни к чему хорошему. В результате моей нелепой жизни я прошла мимо большой любви, не распознав её.
В 1946 году я гастролировала в Греции, в Афинах. Каждый вечер, когда я уходила со сцены, мне подавали букет, составленный из одних и тех же цветов.
Я заинтересовалась, кто же мне их посылает. И вот, в один из вечеров, «он» пришел. Высокий, с темными вьющимися волосами, благородный и романтичный. Его звали Такис Менелас, он был драматическим артистом.
Как-то он привел меня к подножию Акрополя и заговорил… Луна, пение, доносившееся из города, и голос Такиса, горячий и страстный… Я чувствовала себя как юная девушка на первом свидании.
В течение недели меня переполняла его любовь. Такис умолял: «Останься. Если ты уедешь, я никогда больше не увижу тебя. Останься! Я разведусь ради тебя. Мы поженимся. Останься! Ради твоей славы. Останься со мной в этой чудесной стране». Но я ему не верила. Я сама уже так надругалась над любовью, что не верила больше ни во что, разве только так — в удовольствие.
Мы снова встретились через четыре года. Такис заехал в Париж по пути из Нью-Йорка, где отказался от сказочного контракта, славы и богатства, потому что страшно затосковал по родине.
Мы виделись с ним всего несколько минут. Губы его дрожали, когда он говорил мне: «Я знаю, что ты меня больше не любишь. Но я не могу тебя забыть. Для тебя, в память о тебя, я развелся».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});