Неизвестный Арсеньев - Иван Николаевич Егорчев
«Однажды. Это было в 1901 году. 1902 г. Однажды мы с Дерсу сговорились идти в начале середине октября месяца. Отряд наш стоял в это время в низовьях р. Лефу недалеко от озера Ханка. Дерсу никогда не надо было долго уговаривать. Достаточно было двух слов, чтобы старик тотчас же собирался, лицо его принимало деловое сосредоточенное выражение, немедля он принимался снаряжаться, собирал свою котомку и только спрашивал, будем ночевать вернемся ночевать на бивак или останемся вдвоем в поле. В последнем случае бралась палатка, чайник, продовольствие и топор. Мы шли по р. Лефу и конечною целью нашего странствования было озеро Ханка. Здесь мы полагали заняться охотой по перелетной птице, а затем направиться к Суйфуну и далее по этой реке к Амурскому заливу. Время было осеннее, позднее…» [14].
Затем следует описание того, как в низовьях реки Лефу, близ озера Ханка, В.К. Арсеньев и Дерсу Узала заблудились, как начался буран, как гольд приказал автору рвать траву и укладывать её и так далее. Внимательному читателю книги «По Уссурийскому краю» нетрудно догадаться, что этот эпизод – вариант начала главы шестой, которая называется «Пурга на озере Ханка». Следовательно, ещё тогда (предположительно в 1907 году) В.К. Арсеньев начал работу над созданием научно-популярного повествования о своих путешествиях в Уссурийской тайге. Добавим, что его первая супруга, А.К. Арсеньева (Кадашевич), в своих воспоминаниях относила начало работы мужа над будущими книгами к 1906 году [9].
Остается открытым вопрос, зачем В.К. Арсеньев в книге смоделировал встречу и знакомство с проводником, перенеся эти события на пять лет раньше (и заодно омолодив Дерсу на тот же период времени). Можно предположить, что автор не нашёл иного способа в художественной форме рассказать о своих походах по Уссурийскому краю, предшествующих экспедиции 1906 года. Творческим вымыслом автора является и гибель всех родных Дерсу Узала от оспы. По крайней мере, в дневниковых записях В.К. Арсеньева 1906 года упоминается брат Дерсу по имени Степан (видимо, крещёный), а о гибели всего рода Узала каких-либо достоверных сведений не имеется. При этом участник арсеньевской экспедиции 1907 года П.П. Бордаков в своих документальных очерках указывал, что Дерсу Узала имел жену и детей; его старший сын погиб в схватке с медведем; жена умерла от оспы; у него также был племянник, которого убили хунхузы [27].
Ещё одно известное выражение – «многолетний проводник В.К. Арсеньева» – связано с той же самой ошибочной датировкой первой встречи автора с Дерсу Узала. Поскольку в действительности знакомство это произошло в 1906 году, гольд был проводником только в двух экспедициях – 1906 (не полностью) и 1907 годов [56]. В реальности у В.К. Арсеньева были десятки местных проводников разных национальностей, работавших вместе с ним в различные годы. А в книгах «По Уссурийскому краю» и «Дерсу Узала» гольд является собирательным образом, что ещё раз подтверждает определённую степень художественности прозы В.К. Арсеньева.
Расшифровка дневников В.К. Арсеньева 1906 года показала и в некоторой степени противоположную особенность: нетипичную литературность и даже «лиричность» его оригинальных полевых записей. Автор часто зачёркивает написанное и подбирает другие определения и сравнения, пытаясь как можно более точно передать увиденное. Вот характерный пример из дневника: «Сзади видны большие горы глыбного массивного строения. Это выражение – «глыбного» – я потому не хочу избегнуть, что именно этим выражением я полагаю, что вполне обрисую их анфас, план и профиль» [12]. В.К. Арсеньев часто описывает в дневниках закаты и восходы солнца, свои ночные впечатления, различные пейзажи, даёт краткие портреты членов отряда и встреченных людей. Он пытается выразить свои чувства и ощущения, иногда явно выходя за рамки стандартных дневниковых записей: «Через часа полтора-два мы увидели море. Далеко впереди тянулся вьючный наш обоз. Море, песок, ниточка людей и вьючных их коней – имела особенно красивый вид: точно караван верблюдов шел по пескам пустыни. Горизонт, окрашенный слегка пурпуром, струйка синеватого-белого дыма указывала место бивака. Еще немного усилий, и мы у желанного отдыха» [там же].
Любопытно сравнить эту дневниковую запись с соответствующим фрагментом из книги «По Уссурийскому краю»: «Едва солнце успело скрыться за горизонтом, как с другой стороны, из-за моря, стала подыматься ночь. Широкой полосой перед нами расстилались пески; они тянулись километра на три. Далеко впереди, точно караван в пустыне, двигался наш отряд. Собрав поскорее птиц, мы пошли за ним следом. Около моря караван наш остановился. Через несколько минут кверху взвилась струйка белого дыма – это разложили огонь на биваке. Через полчаса мы были около своих» [6].
Порой автор почти дословно переносит в книгу дневниковые записи. Вот только один пример. Цитата из дневника: «Китайцы ловят рыбу изгородями, для этого перегораживают реку грядой камней, оставляя один только выход, через который стремится вода узкою, но обильною струею. Вода здесь падает в широкую корзину, поставленную немного наклонно и сплетенную из ивовых прутьев, отчего рыба, попавшая туда ночью, остается живой до утра» [12]. Книга «По Уссурийскому краю»: «Китайская заездка устраивается следующим образом: при помощи камней река перегораживается от одного берега до другого, а в середине оставляется небольшой проход. Вода просачивается между камнями, а рыба идет по руслу к отверстию и падает в решето, связанное из тальниковых прутьев» [6].
В то же время публикация дневников позволяет понять, насколько ответственно относился автор к своим собственным записям, перерабатывая их в текст будущей книги. Это был поистине творческий и весьма требовательный процесс. Надо отметить, что некоторые эпизоды, мастерски написанные в дневниках, не нашли своего отражения в книге. Почему – это уже загадка литературного процесса; наверное, сам В.К. Арсеньев мог бы пояснить свой выбор. Вот несколько фрагментов дневников, оставшихся только в рукописных тетрадях.
«7 сентября. Согласно составленному накануне плану, я пошел на голую сопку, чтобы установить и определить направление Сихотэ-Алиня… До самого верху я не подымался, потому что там сплошной лес, и все равно я ничего не увидел бы. Поэтому, добравшись до россыпей, я остановился и стал смотреть к западу. Более грандиозной картины я никогда не видывал, более грозных недоступных гор не
