Их в разведку водила Леля - Георгий Борисович Пороженко
Утром 29 октября Удалов послал Тоню Лапину, хорошо ориентирующуюся на местности (она пришла в часть из Московского института инженеров геодезии, аэрофотосъемки и картографии), выяснить обстановку.
Вскоре Тоня вернулась очень встревоженная:
— У реки, возле моста, ходит часовой с автоматом, очень похож на красноармейца.
— Что ж, мы, выходит, у своих находимся? — недоумевал Борис. — А где же тогда тыл?
Группа осторожно подошла к берегу. В самом деле, у моста прохаживался красноармеец, по виду часовой. Удалов пошел к нему, но тот вполголоса скомандовал:
— Стой, кто идет?
— Свои, — ответил Борис. — Нам нужен командир.
— Подождите, — часовой куда-то позвонил по полевому телефону, минут через пять пришел молоденький лейтенант, спросил, кто старший.
Командир группы подошел к лейтенанту и вынул из кармана гимнастерки небольшой листок. Быстро пробежав его глазами, лейтенант приказал:
— Идите за мной.
В деревне, в штабе, разведчикам объяснили, что линия фронта на этом участке сильно изломана и из вражеского тыла они снова попали к своим, в деревню Тучково. Предложили отдохнуть. А вечером тот же молоденький лейтенант повел группу к другому мосту. Затем проводил разведчиков до густого соснового леса и на прощание сказал:
— Теперь вы точно за линией фронта. Ни пуха вам ни пера!..
3
Из стенограммы беседы с Лелей Колесовой в ЦК ВЛКСМ
«Возле деревушки Марьино под Дороховом мы с Ниной в разведку попросились. Подошли к крайней избе, расспросили у хозяйки, есть ли в деревне немцы. Оказывается, они лишь изредка приезжают сюда, чтобы пограбить: «Матка, яйки, сало, млеко!» — разносится по деревне. Зато в Дорохове и немцы и полицаи прочно обосновались, лучше туда не заходить.
Узнали, что на краю деревни есть сарай, где можно переночевать. Возвращаемся к своим, Нина говорит:
— Какие-то нам нескладные ребята попались. Все с оглядкой, никакой инициативы.
— Да, — отвечаю, — с такими много не наработаешь. Тоня давно говорит, отколоться от них надо. Да и во всем военном они заходить в деревни не могут. А мы в своей одежде да в платочках где хочешь пройдем. Вот и получается, что без ребят легче задание выполнять.
Решили при первом удобном случае прямо так и сказать. А случай как раз и подвернулся.
Пришли на ночевку в тот большой сарай на краю деревни.
Я говорю Борису:
— Давай, чтобы мешки и гранаты на всякий случай у каждого под рукой были.
Борис рассердился:
— Ты чего раскомандовалась?
— Пойми, если срочно уходить придется, в темноте все мешки растеряем!
В это время около сарая голоса послышались. Борис тихо скомандовал:
— Оружие к бою!
Ребята начали в темноте шарить по сену, шум подняли.
— Тихо! — прикрикнула я. — С вами пропадешь!
Хорошо, сарай длинный, да и не немцы это оказались, а местные жители за сеном пришли. Борис мне шепчет:
— Я спущусь, выясню у них обстановку. — И тихо командует — Приготовить винтовки!
— Нельзя этого делать! — шепчу в ответ. — Мало ли кто среди них может оказаться!
На этот раз обошлось. А утром, когда в лес вернулись, я сказала Удалову, что дальше мы решили идти одни, объяснила почему. Борис расстроился:
— А кто же в разведку ходить будет?
— Вы возвращайтесь в часть, объясните причину, а мы потом все подтвердим.
Ребята посовещались, поняли, видно, что так для дела лучше, и согласились. Грустно попрощались. Они назад пошли, а мы в сторону Старой Рузы.
На пути небольшой хуторок встретился — четыре домика. Тут мы бдительность потеряли, все вчетвером прямо с вещмешками в одну избу зашли. Поздоровались с хозяйкой, сказали, из Дорохова в Можайск к своим добираемся. Хозяйка сперва поверила, но, посмотрев на наше снаряжение, встревожилась:
— А почему мешки военные за плечами?
Вот, думаю, на пустяке можно попасться. Немцы за такую «мелочь» определенно к стенке поставят. Надо хозяйку успокоить.
— Мы, — говорю, — в колхозе на уборке работали. Наши бойцы через деревню проходили, мы у них эти мешки и одолжили без отдачи.
— А я было подумала, не партизанки ли вы, — призналась хозяйка. — Немец за связь с партизанами люто карает. — И рассказала, что всего безопаснее к Старой Рузе пройти через бывший пионерлагерь, никто не увидит.
Тоня с Зиной лесочком пошли, а мы с Ниной по заброшенной лагерной дорожке. Вдруг слышим:
— Тетеньки, вы не партизанки?
Смотрим, из-за угла дома несколько ребячьих лиц осторожно выглядывают.
— А вы что, — спрашиваю, — партизан боитесь?
— Боимся, — показался из-за угла парнишка лет двенадцати, за ним еще двое. — За помощь партизанам немцы даже расстрелять могут.
— А ты так помогай, чтобы они не заметили.
— Как это?
— Я тебе дам «колючки». Положи их на дороге острием кверху. Машина с фашистами на «колючку» наедет, шина лопнет, и машина останавливается.
— Давайте, тетенька, «колючки»! — закричали наперебой мальчишки. — Не бойтесь, мы не растеряемся.
Я отсчитала им тридцать «колючек».
— Только не попадитесь, с умом разбрасывайте, — посоветовала на прощание. А оставшиеся «колючки» сама разбросала, когда по шоссейке шли.
В условленном месте встретились с Тоней и Зиной. Решили с Ниной идти в Старую Рузу. Там мост через реку. Надо узнать, как он охраняется, и при возможности взорвать его…»
В стенограмме ни слова не сказано о том горьком чувстве, которое испытала Леля, когда увидела на территории пионерского лагеря пустые, осиротевшие помещения с окнами, заколоченными досками, запущенную площадку, где проводили пионерские линейки. Ведь здесь еще в июне — июле ежедневно выстраивались отряды в красных галстуках. Нина Иосифовна Флягина (Шинкаренко) и Антонина Ивановна Лапина вспоминают, что Леля несколько минут молча, со слезами на глазах смотрела в сторону бывшего пионерского лагеря, а потом, обернувшись к подругам, твердо сказала: «Я верю — придет тот день, когда снова возобновится моя пионерская работа».
Именно тогда девушки, не сговариваясь, предложили Леле стать их командиром, заместителем выбрали Тоню Лапину.
4
Антонина Ивановна Лапина
Леля очень любила шутку, даже на свое «назначение» отреагировала так:
— Раз выбрали на свою голову командиром, то и называйте меня теперь мужским именем. В детстве меня в деревне мальчишки «Алешкой-атаманом» прозвали, может, и вам понравится?
Мы остановились на «Алеше» и «Леше». Меня же — ее заместителя — девочки «окрестили» Антошей.
— Вот что, Антоша, — сказала мне Леля на окраине леса, откуда хорошо просматривались одноэтажные домики Старой Рузы
