Генрих Хаапе - Оскал смерти. 1941 год на Восточном фронте

Проезжавший мимо нас на мотоцикле вестовой крикнул нам, что один из бомбардировщиков рухнул прямо на артиллерийскую колонну. Там требовалась срочная медицинская помощь. Я припустил галопом в указанную мне сторону и, когда прибыл на место, узнал, что пятнадцать артиллеристов уже мертвы. За зарослями придорожных кустов лежало еще девять очень сильно обожженных солдат. Ожоги пятерых из них были столь ужасны, что я почти не надеялся, что они протянут более одного-двух дней. Оценив обстановку, я отправил посыльного за санитарной машиной — для всех девятерых нужны были носилки, а я тем временем быстро занялся оформлением оперативных медицинских карточек на каждого из них: школьный учитель из Дуйсбурга, слесарь из Эссена, шахтер из Хамборна, портной из Динслакена, лесничий из Липперлянда, вагоновожатый трамвая из Оснаблрюка и трое студентов из Мюнстера. Сдать их с рук на руки санитарной команде я смог только через пару часов. За это время я успел окончательно потерять свой батальон, и никто, казалось, не мог подсказать мне ничего вразумительного по поводу их хотя бы примерного местонахождения. Я прикинул, что если буду двигаться все время в юго-восточном направлении, то в конце концов выйду к дороге на Кальверию, которая являлась тогда местом официальной дислокации нашей дивизии.

Вместе с сопровождавшим меня верным Петерманном мы отправились в выбранном направлении по одной из проселочных дорог, надеясь, что так наш путь окажется короче, однако примерно через полтора-два километра я вдруг услышал выстрелы и мне показалось, что пули просвистели прямо возле моего уха. Будучи не слишком опытным военным, я не мог определить, с какого направления или с какого расстояния по нам стреляли, да и по нам ли это стреляли вообще, хотя, собственно, кроме нас на этом открытом месте, насколько хватало глаз, больше никого и не было. Мы быстро укрылись за оказавшимися поблизости кустами, и, осторожно оглядываясь по сторонам, я разглядел невдалеке какое-то фермерское подворье. Оно выглядело куда более надежным укрытием от пуль, чем какие-то там кусты, хотя там наверняка и было полно русских. Однако мне показалось, что к нему приближаются немецкие солдаты. Так и оказалось, и вскоре передо мной предстал наш гауптман, которому я и поведал вкратце о своих злоключениях.

— Ну что ж, — ответил он мне иронически, — в вашей истории нет ровным счетом ничего необычного. Мы играем с ними в эту игру с самого утра. Моя задача как раз и состоит в прочесывании окрестных лесов и полей в поисках этих горилл. Мы уже бог знает сколько их перестреляли и в плен взяли сто двадцать, но и я потерял при этом некоторых из моих лучших людей. Так что вы счастливчик, доктор!

— Вдвойне счастливчик, — в тон ему откликнулся я. — На наш батальон сегодня тоже была устроена засада, но мне, как видите, удалось уцелеть.

— Так происходит везде в сельской местности, — поведал он мне. — Эти свиньи, отходя, понаделали множество потайных складов с амуницией в кукурузных и других полях и, дождавшись, когда пройдут наши головные колонны, начинают постреливать оттуда из снайперских винтовок. А видели бы вы, какая у них межрасовая мешанина среди рядового состава! Я встречал даже монголов, татар и калмыков. Странное это вообще какое-то занятие — отстреливать этих узкоглазых ублюдков! Как будто в каком-нибудь Китае находишься…

Наговорившись со мной, гауптман указал мне верное направление к дороге на Кальверию.

— Не думаю, чтобы в этих полях вас потревожил еще кто-нибудь из этого сброда, — заметил он на прощание. — Этот участок я очистил от них полностью.

Теперь, однако, я был куда как более осмотрителен. Двигаясь напрямую через поля, я почувствовал, что моя нерешительность стала постепенно исчезать. Я вдруг осознал, что вовсе не каждая пуля находит свою цель.

По искомой мною дороге на восток двигалась плотная и нескончаемо длинная колонна солдат, техники и буксируемых артиллерийских орудий. Среди этого грандиозного скопления людей и машин я вдруг разглядел один из автомобилей нашего батальона. Я радостно припустил галопом вдоль дороги по обочине. Навстречу стали попадаться все более и более многочисленные группы пленных, конвоируемых в наш тыл. И вот я встретил наконец одного из наших людей. Это был командир 10-й пехотной роты, бульдогоподобный, но при этом до невозможности добродушный Штольц. Он был, как и я, несказанно рад тому, что ему удалось не только успешно выполнить поставленную задачу где-то в нескольких километрах севернее, но и при этом еще и благополучно пробраться по таящим множество опасностей проселкам обратно к трассе и присоединиться к нашему батальону.

— Эй, доктор! — крикнул он мне. — Для вас есть работа. Видите вон ту ферму? — Штольцева лошадь подскакала к моей столь стремительно, что чуть не налетела на нее, а его рука тем временем указывала на какое-то место где-то даже меньше чем в километре от дороги, в полях. — Там есть раненые!

— Из ваших?

— Нет, благодарение Богу. Но им очень нужен доктор, там сейчас с ними только санитар-носильщик.

— Спасибо, Штольц, я еду туда!

— Эй, доктор, лучше бы вам взять с собой для спокойствия пару моих людей. Но только чтобы потом они ко мне обязательно вернулись. Да чтобы вместе, а не порознь!

Он отдал какие-то распоряжения отправляемым со мной унтер-офицеру и солдату и, взмахнув рукой своей роте, чтобы та следовала за ним, поскакал вдоль дороги, чтобы присоединиться к основной части нашего батальона. Что же касается меня, то я уже несколько часов как не слышал ничего ни о подчиненной мне санитарной команде, ни о санитарной машине. Поэтому я послал одного из своих новых попутчиков к оберштабсарцту Шульцу с распоряжением выделить нам санитарный автомобиль. Приехал он довольно быстро, поскольку все на дороге пропускали его, даже если для этого надо было сойти на обочину в густую придорожную пыль. Я приказал шоферу санитарной машины ехать к ферме, а сам отправился следом верхом вместе с Петерманном. Когда мы въезжали на двор фермы, позади нас в землю, взметнув фонтанчики пыли, ударили несколько пуль.

Внутри фермы прямо на полу главной большой жилой комнаты лежало пятеро наших солдат; двое из них были уже мертвы, хотя их тела даже еще не успели остыть. Санитар- носильщик, оказавшийся уравновешенным и спокойно говорившим человеком средних лет, доложил мне:

— Это ужасно. Впервые в жизни я испытываю отчаяние, герр ассистензарцт. Теоретически я, конечно, все это представлял себе и раньше. Но один только вид настоящих, реальных ранений напрочь вышибает из головы все теории! — умоляюще глядя на меня, проговорил он. — Надеюсь, эти двое умерли не по моей вине. Я старался делать все, что мог…