Драма жизни Макса Вебера - Леонид Григорьевич Ионин
Но в экскурсе о семье Баумгартенов мы забежали в совсем другое время. Мы начали разговор об Эмми Баумгартен, дочери Иды. Макс познакомился с ней в Страсбурге во время одногодичной службы. В 1885 г., когда Вебер вновь оказался в Страсбурге уже на унтер-офицерских курсах, молодые люди ощутили живую склонность друг к другу, и мать Ида, «предотвращая опасность», как пишет Марианна, отправила девушку к своему брату в Вальдкирх. «Но Вебер едет вслед за ней, и молодые люди переживают там в поэзии весны несколько дней чудесной близости. Оба они чувствуют взаимность любви, но об этом не сказано ни слова; ни один жест не нарушает целомудренную дистанцию, только при прощании на глаза молодого человека набегает слеза» (МВ, 87–88). Через год Эмми заболевает, ее преследует меланхолия и физическое изнеможение, она внутренне замыкается в себе, переписка сходит на нет, и, хотя ничего не решалось и не говорилось вслух, молодые люди отдаляются друг от друга. Через несколько лет Макс посетил ее уже в санатории, где она «нашла новую родину», по неудачному выражению Марианны. Макс не может понять, то ли от любви сохнет девушка, то ли от ее отсутствия, и винит во всем себя; «если он не может спасти и осчастливить Эмми, он и сам не имеет права на полное человеческое счастье. К этому прибавляется постепенно вырастающее из темных глубин жизни таинственное чувство, что ему вообще не дано принести счастье женщине» (МВ, 144). Потом вдруг кажется, что Эмми выздоравливает, матери семей начинают интенсивную переписку. Марианна, конечно, многое недоговаривает в своих мемуарах, но все равно видно, как она волнуется, по видимости, за Макса и Эмми, но, по сути, конечно, за саму себя, за собственную судьбу. Наконец, Макс пишет Марианне решающее письмо, разрубая гордиев узел чувств. Продолжаем чтение.
И вот я тебя спрашиваю: отказалась ли ты внутренне от меня в эти дни? Или приняла такое решение? Или ты сделаешь это теперь? Если нет, то уже поздно, тогда мы связаны, и я буду требователен к тебе и не буду щадить тебя. Я говорю тебе: я иду тем путем, которым должен идти и который тебе теперь известен. И тебе придется идти им со мной. Куда он приведет, далек ли он, поведет ли он нас вместе на этой земле, я не знаю. И хотя я теперь знаю, как ты сильна, гордая девушка, ты все-таки можешь не выдержать, ибо если ты идешь со мной, то тебе придется нести не только твою тяжесть, но и мою, а ты не привыкла идти таким путем. Поэтому проверяй нас обоих. Однако мне кажется, что я знаю, как ты решишь. Высоко вздымаются волны страстей, и вокруг нас темно, пойдем со мной, мой великодушный товарищ, выйдем из тихой гавани резиньяции в открытое море, где в борьбе душ вырастают люди и преходящее спадает с них.
Если отвлечься от романтической стилистики, которая сегодня кажется нарочито искусственной и высокопарной, то содержание письма можно подытожить следующим образом: молодой человек предлагает девушке выйти за него замуж при условии, что их брак будет если не радостно, то, во всяком случае, одобрительно воспринят другими потенциальными партнерами каждого из них – девушкой, на любовь которой не сумел ответить он, мужчиной, которому отказала она. Этот примат этического в предложении руки и сердца заставляет предположить, что с молодым человеком что-то не так. С ним, как мы увидим далее, действительно кое-что и даже многое не так. Он пройдет через тяжкую многолетнюю болезнь и любовные потрясения, прежде чем, как мы увидим далее, однозначно определит эротику как сферу внеэтического и будет именно этим руководствоваться в своей жизни. Но это будет уже совсем другая эпоха его жизни и другие женщины. Пока же он зовет Марианну:
…Пойдем со мной, мой великодушный товарищ, выйдем из тихой гавани резиньяции в открытое море, где в борьбе душ вырастают люди и преходящее спадает с них. Но помни: голова и сердце моряка должны быть ясны, когда под ним бушуют волны. Нам нельзя допускать какую-либо фантастическую отдачу неясным и мистическим настроениям души. Ибо если чувство захлестывает тебя, ты должна обуздать его, чтобы трезво управлять собой. Если ты идешь со мной, то не отвечай мне. Тогда я при встрече молча пожму тебе руку и не буду опускать глаза перед тобой, и ты также не делай этого. Прощай, тяжелое бремя возлагает жизнь на тебя, ты, непонятое дитя, – я же скажу тебе только одно: благодарю тебя за то богатство, которое ты внесла в мою жизнь; мои мысли с тобой. И еще раз: пойдем со мной, я знаю, ты пойдешь.
Марианна целиком воспроизводит это письмо в своих мемуарах, а далее уже сама пишет о себе в третьем лице: «Когда девушка прочла это письмо, ее потрясло невыразимое, вечное. Она больше ничего не желала. Все ее существование будет впредь благодарственной жертвой за дар этого часа» (МВ, 161). Эти строки она писала почти через тридцать лет после прочтения письма, через пять лет после смерти Макса. И хотя грамматически это все выражено глаголом в будущем времени, на самом деле она сказала также и о прошлом, подытожила последней фразой главное содержание собственной как уже прожитой, так и оставшейся на тот момент (середина 20-х гг.) жизни. Можно, конечно, имея в виду высокопарность стиля, принять последнюю из ее процитированных выше фраз за цветистую виньетку на полях рассказа о происходившем, но мы присмотримся и увидим, что эта вроде бы высокопарная
