Владимир Хазан - Пинхас Рутенберг. От террориста к сионисту. Том II: В Палестине (1919–1942)

То, что я скажу здесь вам, нельзя, чтобы вышло за пределы этих четырех стен. Бывают в истории времена, когда приходится жертвовать жизнью одного, чтобы спасти жизни многих. Существует простые и весьма эффективные средства избавиться от муфтия, и ими следует воспользоваться безотлагательно (цит. по: Shaltiel 1990, II: 579).

Другая тема, которую он поднял в беседе с опытным представителем британских спецслужб и которая была отражена в отчете последнего Foreign Office, касалась предмета, далекого от «местных», т. е. собственно палестинских реалий и вплотную касалась мировой политики. Рутенберг, пишет Шалтиэль,

развернул перед Брюс Локкартом пространный анализ серьезных ошибок, допускаемых политикой Англии в отношении Советского Союза. Сталин, утверждал он, действует стремительно, вооружась гитлеровской методикой. Он рассчитывает, что обе стороны измотают себя в борьбе против друг друга, и им будет не до русских. Недалек тот день, когда большевики окажутся перед необходимостью искать для себя коалицию, и Британия может ослабить этот процесс. Прежде всего нужно дать соответствующие инструкции английскому послу в Москве, чтобы он действовал в нужном направлении. Кроме того, Британия должна увеличить помощь Советскому Союзу, который испытывает экономические трудности, и в обмен на это Сталин будет вынужден пойти на известные политические уступки. Наконец, в последнем предложении с предельной полнотой отразилось жизненное кредо Рутенберга: по его мнению, нельзя обойтись без подрывной деятельности. С этой целью он предлагал подготовить и забросить в СССР диверсионную группу, задачей которой была бы деятельность против его блока с Германией. Рутенберг говорил о регионе, где такая деятельность отличалась бы наибольшей эффективностью – Украине, откуда он был родом. Именно там в наибольшей степени проявляются настроения недовольства, оттуда следует начать заниматься подрывной работой против сталинского режима. К этой деятельности следует привлечь эмигрантов, которые хорошо знают страну и тамошние условия. Рутенберг даже список лиц, пригодных для этой операции, приготовил, словно с тех пор как он действовал в России не минули десятки лет. И в этом списке значились имена его друзей эсеров: Керенский, Зензинов, Руднев, Вишняк, Авксентьев (там же: 580).

Трудно поверить в то, что этот не просто неосуществимый, но совершенно абсурдный и гибельный план принадлежал Рутенбергу: кажется, никому в эмиграции со времен Савинкова не приходило в голову ничего более самоубийственного – отправить хорошо всем известных эсеровских деятелей, людей уже немолодых и не вполне здоровых, с кем автор этой более чем рискованной авантюры вряд ли к тому же согласовал свой проект, для подпольно-диверсионной работы в Советском Союзе!

Он и в самом деле как будто соревновался здесь с Савинковым, который перед тем как отправиться в 1924 г. в Советскую Россию решил исповедаться перед В. Бурцевым. Бурцев всячески старался отговорить его от этой авантюрной затеи, роковой финал которой сомнений не вызывал. Б. Прянишников так описывает эту беседу:

Но уговоры <Бурцева> не действовали. Отчеканивая каждое слово, побледневший и взволнованный Савинков продолжал стоять на своем:

– Моя поездка в Россию решена. Оставаться за границей я не могу. Я должен ехать. Я не могу не ехать!

Бурцев развел руками и смолк, понимая тщету своих уговоров. Выпрямившись и приняв боевую позу, Савинков продолжал:

– Я еду в Россию, чтобы в борьбе с большевиками умереть. Знаю, что в случае ареста меня ждет расстрел. – И с гневом и с презрением в голосе он воскликнул: – Я покажу сидящим здесь, за границей,

Чернову, Лебедеву, Зензинову и прочим, как надо умирать за Россию! Во времена царизма они проповедовали террор. А теперь не то что террор, но даже вообще отреклись от революционной борьбы с большевиками. Своим судом и своей смертью я буду протестовать против большевиков. Мой протест услышат все! (Прянишников 1993/1979: 63).

План Рутенберга ничем не уступал патетическому безумию Савинкова: для него он предлагал, вспомнив давние времена, использовать «засидевшихся за границей» эсеров.

Как и следовало ожидать, англичане этот план отвергли (Shaltiel 1990, И: 580). Но нас в данном случае интересует не столько естественная и ожидаемая реакция на него британского Foreign Office, сколько сама отчаянно-невыполнимая идея, пришедшая в голову человеку, как будто бы оставившему политику и замкнувшемуся в своих технических делах по обводнению и электрификации Палестины.

Поведение Рутенберга в этом эпизоде напоминает то, как реагировал на российские события 30-х гг. другой бывший член эсеровской партии, бывший министр юстиции в первом составе коалиционного советского правительства И. Штейнберг. После бегства из нацистской Германии, куда он эмигрировал в 1923 г. из России, И. Штейнберг отправился в Южную Африку, где, как он полагал, можно было подготовить земли для массовой эмиграции евреев. Все его жизненные планы и интересы сосредоточились на воплощении этой идеи. Тем не менее европейские события, и в первую очередь то, что происходило в это время в Советском Союзе, сохраняли для него живую и непосредственную актуальность и временами вытесняли местные заботы и проблемы. Об этом, в частности, свидетельствует его письмо брату, А. Штейнбергу, в Лондон от 16 августа 1936 г., которое он пишет из глухого и экзотического места – городка Mate King по дороге из Иоганнесбурга в Родезию («…как можно сосредоточиться на тутошнем, когда вот сейчас я купил "Sunday Times” и все полно утешительными вестями из Европы»):

<…> Зиновьев + 15 ком<мунистов> преданы суду за «терроризм» с участием Троцкого! Очевидно, поймали каких-то троцкистов, кот<орые> – как на процессе Абрамовича-Суханова – покажут, что надо. Недурное начало для новой сов<етской> конституции <…>17

Возвращаясь от И. Штейнберга к рутенберговско-локкартов-ской секретной встрече, отметим, что Вишняк, конечно, не мог знать о планах бывшего товарища по партии, хотя его фамилия и звучала среди наиболее подходящих, на взгляд Рутенберга, антибольшевистских диверсантов. Оказавшийся в силу трудностей эмигрантского существования перед сложным выбором страны обитания, он в 1935 г. решил поселиться в Палестине. За полтора года до этого, в январе 1934 г., письмом из Парижа Вишняк просил Рутенберга за своего родственника (RA):

Дорогой Петр Моисеевич!

Подателя сего, моего родного кузена – Моисея Исаковича ЭСТРИНА всячески Вам рекомендую не столько в качестве своего родственника, сколько как очень милого, способного, энергичного и добросовестного молодого человека.