Александр Филюшкин - Князь Курбский

Помимо несения воинской службы Курбский в Литве должен был выполнять ряд гражданских обязанностей. Вельский сейм 4 июля 1565 года назначил Курбского ковельским державцей (старостой). В 1566 году он получил должность кревского державцы и занимал ее, возможно, до 1569/70 года (лишен на Люблинском съезде), хотя отдельные документы указывают на связь Курбского с должностью кревского державцы до 1571/72 года[110].

Курбский должен был участвовать в сеймах литовской шляхты. В декабре 1566-го – январе 1567 года он присутствовал на сейме в Вильне, где решался вопрос о повышении налогов на оборону. При подготовке в 1569 году заключения Люблинской унии Королевства Польского и Великого княжества Литовского и образования Речи Посполитой на Волыни были составлены списки лиц, которые в определенное время были обязаны явиться во Владимир Волынский и принести присягу об унии с Польшей. Курбский назван в списке волынских жителей кревским старостой, однако на присягу он не явился по неизвестной причине. Он оказался в компании К. К. Острожского, А. Ф. Чарторыйского, Р. Ф. Сангушко, Н. А. Збаражского, князей Вишневецких и других, которых обычно принято причислять к «русской партии» в Литве.

Данные события очерчивают и круг политических симпатий Курбского, причем в несколько неожиданном ракурсе. Если с «русской партией» его, несомненно, объединяли общие интересы по защите православия и неприятию католицизма, то королю князь был обязан всеми земельными пожалованиями, и подобный афронт был мало похож на благодарность и верноподданство. Впрочем, возможно, князь к 1569 году успел хорошо усвоить принцип шляхетских вольностей и мог позволить держать себя в отношении Сигизмунда иначе, чем московский боярин перед Иваном Грозным.

В 1570 году Курбский участвовал в Варшавском сейме и в июле того же года – в заседании панов рады, на котором разбиралось дело Матея Рудомина. В марте 1573 года Курбский был избран от Волынской земли на элекционный сейм в селе Камень под Варшавой. 16 марта 1573 года Курбский участвовал в Берестечковском сейме, где был избран от Волыни делегатом на Варшавский элекционный сейм. 15 июля 1573 года он должен был присутствовать на заседаниях Луцкого сеймика. В сентябре 1575 года князь вместе с 50 воинами выехал к месту сбора Сумского сеймика, рассчитывая сразу после совещания выступить на защиту границ Речи Посполитой от татар. В октябре он уже был в походе вместе с отрядом Константина Острожского. В январе 1578 года Курбский участвовал в коронном сейме в Варшаве, созванном Баторием. Возможно, в сентябре 1578 года Курбский находился в Луцке на сеймике, на котором обсуждались реформы Батория в отношении обязанностей шляхты и введения новых должностных лиц в систему местного управления[111].

В заключение обзора службы Курбского в Великом княжестве Литовском и Речи Посполитой следует упомянуть еще об одной ее стороне – неформальной, но, наверное, самой важной. Князь неоднократно привлекался королем в качестве эксперта по «московскому вопросу» в моменты принятия важных политических решений. Ученые считали данную роль Курбского очень важной. Р. Г. Скрынников утверждал, что в конце 1560-х – начале 1570-х годов в европейских дипломатических кругах «в боярине стали видеть политика, способного решающим образом воздействовать на развитие событий в России». И. Ауэрбах даже предположила, что князь на период нахождения в роли «консультанта» при Сигизмунде освобождался от военной службы[112].

Трудно судить, сколь велика была роль таких консультаций. Курбский, несомненно, пытался предстать перед Сигизмундом компетентным специалистом, человеком, не утратившим своей влиятельности в России среди бывших соотечественников. Но насколько это соответствовало реальности, а насколько эмигрант выдавал желаемое за действительное, – неизвестно. Вряд ли будет правильным вслед за Иваном Грозным видеть в Курбском закулисного инициатора большинства политических интриг против России. В Великом княжестве Литовском хватало своих панов, умевших строить политические и разведывательные комбинации.

Какие достоверные факты деятельности Курбского на международной арене нам известны? Осенью и зимой 1569 года он встречался с посланником Священной Римской империи аббатом Циром и пытался внушить ему мысль о необходимости антимосковского объединения Польши, Литвы, Империи. Князь также обсуждал с Циром возможность союза России и Империи, направленного против Турции, нимало не смущаясь, что он – не официальный московский дипломат, а политический эмигрант, в России считающийся предателем![113]

В 1570 году, когда в Речи Посполитой распространился слух о смерти Ивана Грозного, Курбский был вызван Сигизмундом в Варшаву специально для консультаций, с кем из московских бояр в данной ситуации следует вести переговоры. Весной 1571 года Курбский опять был в Варшаве и обсуждал «московскую проблему» с панами рады. Б. Н. Флоря приводит свидетельство из переписки Сигизмунда II Августа и М. Ю. Радзивилла, что в конце 1570-го – начале 1571 года король рассматривал вопрос о назначении Курбского руководителем переговоров с московской знатью. Ученый показал, что Сигизмунд делал ставку именно на связи Курбского с антигрозненской оппозицией в России. Король предлагал послать в Московию агентов, которые должны были «убеждать главных людей к вольности и свободе вместо неволи и господства тиранов». При этом особая роль отводилась Курбскому – «человеку, принадлежащему к этому народу». Она заключалась в том, что князь мог бы склонить москвичей призвать Сигизмунда на русский трон[114].

Известно, что Курбский бывал при дворе во время приемов московских послов и, возможно, пытался как-то влиять на панов рады. Во всяком случае, как мы уже знаем, с 1580 года возможность встречи с перебежчиком на литовском посольском дворе предусматривалась. Однако предусмотрительность Посольского приказа оказалась излишней. В отчетах послов встреча дипломатов с Курбским зафиксирована всего однажды. 26 мая 1581 года на приеме в Вильно у короля Стефана посольства О. М. Пушкина князь присутствовал среди панов рады, стоял «назад всех панов»[115].

Как нам представляется, влияние Курбского на отношения Великого княжества Литовского и Московского государства в литературе преувеличивается. Под пером ряда историков на Курбского как бы переходит его собственный образ «шепчущего в уши ласкателя», только теперь жертвой закулисных переговоров, тайных наговоров и клеветы является Иван IV, а «шептателем» польскому королю – князь Андрей.

Как пример приписывания Курбскому столь масштабной роли в польско-русских отношениях следует упомянуть гипотезу российского историка А. А. Зимина. В 1572 году умер польский король Сигизмунд II Август, не оставивший наследников. Новый король должен был избираться путем особой процедуры – элекции. Среди других кандидатур был выдвинут и русский царь Иван Грозный. По Зимину, Курбский якобы был страшно обеспокоен (было отчего: судьбу князя в случае победы Ивана Васильевича на выборах представить было нетрудно). И именно для того, чтобы московский деспот проиграл, князь будто бы в 1573 году сочинил пропагандистский памфлет – «Историю о великом князе московском». В нем он рисовал портрет Грозного самыми черными красками и пугал польских выборщиков ужасным, кровавым ликом государя. Все это кажется очень вероятным, однако исследования последних лет доказали, что «История...» была написана не ранее 1578 – 1583 годов, а значит, связывать ее с периодом бескоролевья нет никаких оснований[116]. Образ Курбского – пропагандиста и агитатора на выборах – оказывается вымышленным.