Вячеслав Бондаренко - Герои Первой мировой

24 марта Брусилов впервые предстал в новом качестве перед Верховным главнокомандующим — императором Николаем II, прибывшим в Каменец-Подольск. Император поинтересовался, имеет ли что-либо Брусилов ему доложить.

— Так точно, Ваше величество, я имею доклад, и весьма серьезный, — ответил Алексей Алексеевич. — В штабе фронта я узнал, что мой предшественник категорически донес в Ставку, что войска Юго-Западного фронта не в состоянии наступать, а могут только обороняться. Я лично не согласен с этим мнением. Напротив, я твердо убежден, что ныне вверенные мне армии после нескольких месяцев отдыха и подготовительной работы находятся во всех отношениях в отличном состоянии, обладают высоким боевым духом и к 1 мая будут готовы к наступлению, а потому я настоятельно прошу предоставления мне инициативы действий, конечно, согласованно с остальными фронтами. Если же мнение, что Юго-Западный фронт не в состоянии наступать, превозможет и мое мнение не будет уважено, как главного ответственного лица в этом деле, то в таком случае мое пребывание на посту главнокомандующего не только бесполезно, но и вредно, и в этом случае прошу меня сменить.

«Государя несколько передернуло, вероятно, вследствие столь резкого и категорического моего заявления, тогда как по свойству его характера он был более склонен к положениям нерешительным и неопределенным, — вспоминал Брусилов. — Никогда он не любил ставить точек над i и тем более не любил, чтобы ему преподносили заявления такого характера. Тем не менее он никакого неудовольствия не высказал, а предложил лишь повторить мое заявление на военном совете, который должен был состояться 1 апреля, причем сказал, что он ничего не имеет ни за, ни против и чтобы я на совете сговорился с его начальником штаба и другими главнокомандующими».

Военный совет, о котором упомянул Николай II, состоялся в Могилёве, в Ставке Верховного главнокомандующего. Первое совещание началось в 10.00. В нем приняли участие все главкомы фронтов: Северного — генерал от инфантерии А.Н. Куропаткин, Западного — генерал от инфантерии А.Е. Эверт, новый военный министр генерал от инфантерии

135 Д.С. Шуваев, начальник штаба Верховного главнокомандующего генерал от инфантерии М.В. Алексеев, генерал от артиллерии Н.И. Иванов и полевой генерал-инспектор артиллерии великий князь Сергей Михайлович. На совете решался вопрос — какой из русских фронтов станет основным в кампанию 1916 года.

Первым высказался М.В. Алексеев, заявивший, что главную роль в 1916-м предстоит сыграть Западному фронту, Северному отводится вспомогательная роль, а Юго-Западный должен действовать «строго оборонительно». Такая диспозиция была основана на том, что именно Западный фронт располагал наибольшим численным превосходством над противником. Однако Эверт и Куропаткин хором заявили, что в успех наступления не верят и настаивают на обороне. Пессимизм обоих главкомов объяснялся провалом только что закончившейся Нарочской наступательной операции — отчаянной, но неудачной попытки выбить противника из Белоруссии. Следом слово было предоставлено Брусилову, сидевшему слева от императора.

— Несомненно, желательно иметь большее количество тяжелой артиллерии и тяжелых снарядов, — начал Алексей Алексеевич, — необходимо также увеличить количество воздушных аппаратов, выключив устаревшие, износившиеся. Но и при настоящем положении дел в нашей армии, я твердо убежден, мы можем наступать. Не берусь говорить о других фронтах, ибо их не знаю, но Юго-Западный фронт, по моему убеждению, не только может, но и должен наступать, и полагаю, что у нас есть все шансы для успеха, в котором я лично убежден. На этом основании я не вижу причин стоять мне на месте и смотреть, как мои товарищи будут драться. Я считаю, что недостаток, которым мы страдали до сих пор, заключается в том, что мы не наваливаемся на врага сразу всеми фронтами, дабы лишить противника возможности пользоваться выгодами действий по внутренним операционным линиям, и потому, будучи значительно слабее нас количеством войск, он, пользуясь своей развитой сетью железных дорог, перебрасывает свои войска в то или иное место по желанию. В результате всегда оказывается, что на участке, который атакуется, он в назначенное время всегда сильнее нас и в техническом, и в количественном отношении. Поэтому я настоятельно прошу разрешения и моим фронтом наступательно действовать одновременно с моими соседями; если бы, паче чаяния, я даже и не имел никакого успеха, то по меньшей мере не только задержал бы войска противника, но и привлек бы часть его резервов на себя и этим существенным образом облегчил бы задачу Эверта и Куропаткина.

Присутствующие переглядывались. Император, по обыкновению, молчал, не вмешиваясь в ход совещания.

— В принципе у меня никаких возражений нет, — ответил Брусилову Михаил Васильевич Алексеев. — Но я считаю долгом предупредить, Алексей Алексеевич, что вы ничего не получите вдобавок к имеющимся у вас войскам: ни артиллерии, ни большего числа снарядов.

— Я ничего и не прошу, — отозвался Брусилов. — И никаких особых побед не обещаю, буду довольствоваться тем, что у меня есть. Но войска Юго-Западного фронта будут знать вместе со мной, что мы работаем на общую пользу и облегчаем работу наших боевых товарищей, давая им возможность сломить врага.

«На это никаких возражений не последовало, — вспоминал Брусилов, — но Куропаткин и Эверт после моей речи несколько видоизменили свои заявления и сказали, что они наступать могут, но с оговоркой, что ручаться за успех нельзя». Впрочем, какое настроение на самом деле владело коллегами Брусилова, свидетельствует доверительный разговор, с которым за обедом обратился к новому главкому Юго-Западного фронта Куропаткин:

— Вы только что назначены главнокомандующим, и вам притом выпадает счастье в наступление не переходить, а следовательно, и не рисковать вашей боевой репутацией, которая теперь стоит высоко. Что вам за охота подвергаться крупным неприятностям, может быть, смене с должности и потере того военного ореола, который вам удалось заслужить до настоящего времени? Я бы на вашем месте всеми силами открещивался от каких бы то ни было наступательных операций, которые при настоящем положении дела могут вам лишь сломать шею, а личной пользы вам не принесут.

— Я о своей личной пользе не мечтаю и решительно ничего для себя не ищу, — ответил Брусилов, — и нисколько не обижусь, если меня за негодность отчислят, но считаю долгом совести и чести действовать на пользу России.

В ответ Куропаткин только пожал плечами и с сожалением посмотрел на Брусилова. Кстати, уже после совещания к императору подошел предшественник Брусилова на посту главкома фронта Н.И. Иванов и со слезами на глазах попросил не отдавать войск, которыми командовал с начала войны, на убой Брусилову!.. Император сказал, что помочь ничем не может, и посоветовал обращаться к Алексееву.