Мария Грей - Мой отец генерал Деникин

Какую роль могла играть в национальной и международной политике маленькая Добровольческая армия? Алексеев отвечал на это вопрос совершенно по-русски:

— Мы зажгли факел. Сейчас его огонь еще слаб, но нужно, чтобы во мраке, покрывающем Россию, этот крохотный огонек продолжал гореть.

Генералу Алексееву исполнилось шестьдесят лет. Но ему можно было дать гораздо больше — настолько изнуренность организма и хрупкость здоровья бросались всем в глаза. Волосы и усы его совершенно поседели. Генерал страдал болями в пояснице, в последние месяцы болезнь усилилась, мешала ему садиться верхом на лошадь и вынуждала долгое время оставаться в горизонтальном положении. Лишь взгляд и речь сохраняли свою былую яркость и убедительность.

Корнилов стал еще больше походить на монгола — длинная шинель с высоким каракулевым воротником, папаха, натянутая до самых глаз. Никогда он не предполагал, что в зените славы, в сорок восемь лет станет главнокомандующим армией, едва насчитывающей… 3500 человек! Корнилов попрощался со своей женой, дочерью и сыном, которых оставлял без денег под защитой едва знакомых ему людей.

— Что-то мне говорит, — сказал он пророчески едва слышным голосом, — что это до свидания на самом деле прощай!

Деникин тоже был озабочен: он расстался на некоторое время со своей женой. Она поселилась под своей девичьей фамилией у некоей госпожи Яблоковой на улице Дмитриевской. Они сохранили в секрете свое бракосочетание, и Ася не боялась большевистских репрессий, но… у ее квартирной хозяйки жил племянник. Деникин его мельком видел, это был красивый молодой человек… Стараясь изгнать из своего сердца рождающуюся ревность, генерал с воодушевлением повторял, разделяя мнение Алексеева:

— Если в этот трагический час нашей истории не найдется хотя бы нескольких человек, готовых противостоять большевистскому безумию и преступлениям, готовых пролить кровь за погибающую Россию, то наш народ не народ, а… дерьмо!

Адъютант Корнилова пришел сообщить, что все части в сборе. Настал час отправления. Главнокомандующий, отбросив мрачные мысли, вновь обрел свою обычную энергию:

— Идемте!

Он вышел из дома Парамонова в сопровождении Деникина. Антон Иванович (чей багаж затерялся между Новочеркасском и Ростовым) был одет в старое демисезонное пальто и гражданский костюм, обут не в сапоги, а в плохие городские ботинки на тонкой подошве, но тем не менее сохранил военную выправку. Алексееву помогли сесть в кабриолет; здесь же находился кожаный сундучок, содержащий все, чем располагала Добровольческая армия, — 6 миллионов рублей. Другие командиры и весь штаб отправились пешком, как и большинство добровольцев.

В Ростове шел снег. Ночь выдалась непроглядно-темной, дул ледяной ветер. Иногда раздавались выстрелы: большевики были недалеко. На юге небо было освещено пламенем пожара: горели склады. Маленькая колонна, пробираясь по сугробам между домами с закрытыми ставнями — слепыми и враждебными, — направлялась к казармам Ростовского полка, где было назначено место сбора. Отсюда добровольцы двинутся по новочеркасской дороге, чтобы, отклонившись на восток, оторваться от красных.

Так начался этот первый антибольшевистский поход, о котором позднее — в 1932 году — один английский писатель, бывший военный корреспондент Джон Эрнест Хогсон, скажет: «Будущие поколения, вне всякого сомнения, оценят начало Добровольческой армии как один из наиболее высоких военных подвигов…»

24 февраля, достигнув гостеприимной станицы Ольгинской, Корнилов поспешил переформировать свои разрозненные роты, взводы и эскадроны, многие из которых насчитывали не более шести — восьми человек, и превратить их в нечто подобное регулярной армии. Пехотинцы разделялись на три полка и батальон. Полком офицеров, в котором не было ни одного солдата, командовал Марков. 800 офицеров этого полка называли себя «марковцами». Ударный полк Корнилова, созданный во время мировой войны — 1100 «корниловцев», — присоединился к добровольцам в Новочеркасске со всем оружием, военным снаряжением и багажом. Им командовал подполковник Неженцев, близкий друг Корнилова. Казачий полк численностью до 500 донцов выступил под знаменами Добровольческой армии вместе со своим генералом Богаевским. В полк, которым командовал генерал Боровский, входили 300 юнкеров, студентов и гимназистов, выразивших желание принять участие в походе. Группа артиллеристов (200 человек, 4 батареи по две пушки каждая), инженерный батальон (200 человек) и три эскадрона кавалерии (400 человек) придавали этой «банде шарлатанов», как их называли красные, внушительный боевой вид.

Оставался обоз. Около тысячи гражданских лиц — родственники военных и хорошо известные антибольшевистские лидеры — вслед за армией на телегах покинули Ростов. Способных самостоятельно передвигаться раненых из госпиталей Ростова и Новочеркасска переправили в Ольгинскую. Всех вместе их насчитывалось около двухсот. Генерал Эльснер, давно перешагнувший отставной возраст, присоединился к добровольцам и был назначен ответственным за гражданских лиц, раненых и сопровождающий их госпиталь.

Лукомский, командующий штабом Корнилова, уехал в Екатеринодар с поручением объявить о скором приходе добровольцев, решивших теперь двигаться на Кубань. Романовский его заменял. А Деникин? В момент создания новой армии — 6 января — он был назначен командующим «1-й дивизией». Поскольку личный состав армии был именно таким и никаким другим быть не мог, 24 февраля Корнилов объявил Деникину:

— Антон Иванович, отныне вы Верховный вице-главнокомандующий!

— И что это значит, Лавр Георгиевич?

— Это значит, что Вы меня замените, если я… Фраза осталась незаконченной.

25 февраля стало известно, что красные окружили Ростов и устроили резню в госпиталях. Добровольцы 26-го отступили из Ольгинской. Первый бой произошел 6 марта. «Шарлатаны» покинули Дон. Чтобы дойти до Кубани, они должны были пересечь территорию, находящуюся под контролем Совета Ставрополя. Ночная остановка предусматривалась в станице Лежанка. Подойдя к ней достаточно близко, добровольцы заметили, что она занята красными. Их пушки открыли огонь. Корнилов отдавал приказы. Деникин помог Алексееву подняться на небольшую возвышенность. День выдался ясным, все просматривалось издали. Внизу можно было разглядеть русло заболоченной реки с узким мостом через нее, на другом берегу видны были печные трубы, выше по склону — огороды, перерытые траншеями, в которых находился противник. Дальше шли первые дома. Около церкви на фоне неба четко просматривались пушки.