Готтлоб Бидерман - В смертельном бою. Воспоминания командира противотанкового расчета. 1941-1945

Вначале он говорил на политические темы и в итоге дошел до вопроса Восточного фронта, в конце обратившись к происходившей катастрофе в Сталинграде. В руинах Сталинграда на Волге остатки 6-й армии фон Паулюса еще не сдались превосходящим по силам советским войскам; поэтому он пока еще говорил с убежденностью и авторитетом. Он остановился на своем обещании снабжать осажденную армию с помощью люфтваффе, – обещании, которое, как мы потом узнали, так и не сдержал. Спокойным уравновешенным тенором он говорил о жертвах, которые нам, молодым офицерам, предстоит принести, о грядущих потерях, о сопротивлении, с которым мы столкнемся, и о том, что, если враг обойдет нас справа и слева, мы должны вспомнить мудрость древних: «Путник, когда придешь в Спарту…»

Итак, мы слушали его речь до изнеможения. Чтобы подчеркнуть свои слова, рейхсмаршал начал стучать по трибуне жезлом, да притом с такой силой, что я решил, что в любой момент в меня могут полететь отколовшиеся драгоценности.

Сталинград! Зашоренный политической доктриной, которая злоупотребляла понятиями чести и охраной интересов страны, и упрямо настаивавший на том, что надо удерживать территорию любой ценой, Великий Полководец Всех Времен, то есть наш фюрер в Берлине, предал армию мучительной смерти на Востоке.

С дальнейшим ходом войны готовность немецких солдат принести себя в жертву стала общепринятой нормой. Поскольку порочное руководство стало проявляться все больше и больше, желание солдат умереть за политические идеи стало ослабевать, что, в свою очередь, привело к общему уменьшению шансов для солдат выжить в этой катастрофе на Восточном фронте. Однако кодекс чести, издавна присущий немецкому солдату, вставшему с оружием в руках на защиту отечества, оставался в его сознании. Солдаты продолжали жертвовать жизнью не ради членов партии, но ради отечества.

Система все больше отдалялась от гуманного стиля ведения войны. Мы не знали о полном размахе приказов о ликвидации и депортировании евреев и других этнических групп, считавшихся нежелательными с национал-социалистической точки зрения, но хорошо знали о тех храбрецах, которые верно служили своей стране и которые из-за разногласий в вопросах идеологии попросту исчезали из наших рядов.

Речь рейхсмаршала в Шпортпаласт официально завершила нашу офицерскую подготовку, и после ряда формальностей и получения новых приказов нам предоставили несколько недель увольнения на Рождество. В тот же самый вечер я и еще двое выпускников офицерской школы решили ненадолго остаться в Берлине, чтобы отметить наши только что полученные звания. Три ночи спустя мы сели в поезда, которые увезли нас по различным маршрутам. За несколько ночей беспечного разгула нам, к сожалению, удалось растратить весь аванс на офицерское обмундирование, доходивший примерно до 1500 рейхсмарок на человека. Утомившись от бессонных ночей, я оправился в свой родной Штутгарт, куда приехал опустошенным и все еще в старой форме с только что купленными офицерскими эмблемами, на скорую руку пришитыми к мундиру.

Пару дней спустя в качестве подарка от родителей и близких родственников я получил несколько офицерских мундиров, дополненных парадными мечом и кинжалом, а также многими аксессуарами, все еще требуемыми от офицеров вермахта на этом раннем этапе войны. Германия достигла зенита военных успехов. Наши войска удерживали громадную территорию в Советском Союзе; победа казалась неизбежной. Несмотря на значительные проблемы, Роммель все еще одерживал победы в боях против британцев в Африке. Мы оставались уверены, что 6-я армия победит в Сталинграде и в конечном счете мы выйдем победителями в крестовом походе против большевизма. Как офицер с боевыми наградами, я оставался в центре внимания семейного круга. Несколько вечеров я провел со своим дядей Кристианом, который настаивал на том, что его молодого племянника, только что с поля боя на Востоке, надо представить всем родственникам. Несколько лет спустя, в сентябре 1944 г., когда на нас лежала тень неминуемого разгрома, дядя Кристиан умер мучительной смертью от ран, полученных в ходе американского воздушного налета на Штутгарт.

В первых числах января 1943 г. я появился в Саарбурге, Лотарингия, где находился запасной батальон моего полка. Когда я проходил через массивные ворота из камня и железа, часовой у ворот встрепенулся и подал мне руку. Будучи только что произведенным в лейтенанты, я был несколько смущен таким приветствием и поспешно ответил на него до того, как вдруг остановился и вгляделся в часового. Лучше его рассмотрев, я понял, что это мой старый друг Обулус Майснер из 14-й роты. В германской армии все еще существовала традиция, по которой молодые лейтенанты отдают честь солдату, который первым поприветствует его после присвоения звания, и мы договорились о встрече в местной пивной, чтобы поговорить о недавних и прошлых делах.

После того как отметился у командования гарнизона, я отыскал несколько товарищей из 14-й роты. К моему удивлению, тут были Йозеф Фогт, Зепп Клеменс, фельдфебель Вайс и лейтенант Хубер. Также был здесь мой старый ефрейтор из рекрутов Якоб Гохнадель. Все друзья оказались вместе из-за ран, полученных на фронте, и прибыли в запасной батальон из различных военных госпиталей, находящихся в этом районе.

Нам раздали неизбежные задания и планы тренировок. Во второй день по расписанию полагалось организовать круговую оборону для противотанковой позиции, включая создание танковых ловушек и рвов. Являясь офицером, ответственным за это упражнение, я попросил выдать необходимые лопаты и кирки со склада и узнал, что в наличии нет ни одного шанцевого инструмента. Не хватало даже самых элементарных вещей. Чтобы выполнить задание, мы занялись поисками и отыскали в подвале здания гарнизонной администрации огромный тайный склад с новыми, неиспользованными инструментами, ровными рядами висевшими на стене. Теперь, подготовленные к проведению тренировочного занятия, мы с уверенностью взялись за инструменты и, одетые в боевую форму, пошли строем на учебную площадку, находившуюся неподалеку.

По возвращении в тот вечер я получил приказ немедленно прибыть в штаб части. Там я представился какому-то дородному офицеру-тыловику, которого застал сидящим за массивным столом, заваленным документами. Я был вынужден выслушать нелепую тираду об использовании без разрешения инструментов, прибереженных строго для противовоздушной обороны. Тыча толстым пальцем в воздух, чтобы подчеркнуть каждое слово, он прочитал мне лекцию о важности инструментов и категорически заявил, что при любых обстоятельствах указанный инвентарь должен оставаться в подвале в ожидании неизбежного воздушного налета на наш гарнизон.