Валентина Талызина - Мои пригорки, ручейки. Воспоминания актрисы

Помню жителей этого дома престарелых, казахов и русских. Там находилась бабушка, которая не ела, не пила от горя и тоски. У неё был сын, сноха, дом, а её привезли в дом престарелых. Сдали как ненужную вещь. И все об этом говорили. Естественно, без слёз на неё нельзя было смотреть. И я предложила Сергею Владимировичу: «Давайте поедем к её сыну». У меня почему-то теплилась надежда, что наше участие заставит этих людей одуматься.

Сергей сразу согласился. Он ведь очень отзывчивый человек. И он рассказывал, что у него есть пятнадцатилетний сын Серёжа, которого он очень любил. Кто мог тогда знать, что этот мальчик, Сергей Бодров-младший, станет известным актёром, талантливым режиссёром и погибнет на съёмках своей картины, похороненный под тоннами смертельно тяжёлого снега.

Мы приехали в семью этой бабушки, они накрыли нам стол. По-моему, я там плакала. Мы увещевали: «Ребята, нехорошо, что вы отдали туда мать. Она не ест ничего. Она находится в ступоре, что при живой родне, сыне и невестке, её увезли в дом престарелых». Они дали нам слово, что заберут мать. Потом мы такой аргумент им приводили: «Ну, ребята, будет кино, вашу бабушку все увидят. Это же позор!» Они обещали: «Да, да, хорошо, мы сделаем». Мы потом узнавали: нет, не взяли. Они жили недалеко от этого дома престарелых, они были не казахи, они были русские. Вот такой у нас народ.

Мы сняли фильм. Бодров не делал каких-то режиссёрских замечаний, он ведь сценарист, и это была его первая режиссёрская работа. У него всё шло от сердца, я его сама для себя переводила. И выходило очень хорошо и точно. Общение с ним – большое удовольствие, и я была счастлива, что снималась в его картине.

Я потом следила за его работами. Мне всё время хотелось посмотреть его фильм «Великий монгол». Однажды его должны были показывать по телевизору, я опаздывала, влетела в комнату и начала быстро искать по всем каналам, и вдруг наткнулась на этот язык, язык Бодрова. По-моему, он был влюблён в Восток и в бескрайние казахстанские степи. Они на него действовали. Мне кажется, что он человек пространства, космоса, ему тесно в городской квартире.

Потом, когда мы встречались, он говорил мне, что многие считают «Непрофессионалов» одним из его лучших фильмов. А я могу добавить, что это – картина, за которую мне не стыдно.

Маргарита Эскина, директор Центрального дома актёра, была арбатской Маргаритой. Не раз здание пытались отнять государственные чиновники. Но дом на старом Арбате удалось отстоять. Маргарита Александровна продолжила дело своего отца, возглавив ЦДА в разгар перестройки. И она видела, как горел Дом актёра. Это был поджог. Огонь уничтожил здание, почти весь архив ВТО, уникальную библиотеку, легендарный ресторан, помнивший всех знаменитых артистов.

Потом была битва за новый дом, Мария Владимировна Миронова, по легенде, ногой открыла дверь в кабинет Ельцина, и он передал в аренду на 50 лет здание Министерства культуры СССР на Старом Арбате. Очередная попытка отобрать этот лакомый кусочек состоялась в 2007 году, когда пришёл ОМОН с требованием освободить здание. У Эскиной не ходили ноги – что-то было со спиной. Она лежала, ОМОН встретил Владимир Этуш. Его спросили: «А вы кто такой?» Он ответил, что он не только народный артист, но ещё и заместитель директора.

Маргарита Александровна меня очень любила. Оказалось, что мы с ней почти в одно время учились в ГИТИСе. Я – на актёрском факультете, Маргарита – на театроведческом, на два курса старше. На самом деле, мы были почти ровесницами, но я два года потеряла в сельхозинституте.

Когда я приходила в Дом актёра – а я туда приходила не часто, я эти тусовки не люблю, да и вообще пренебрегаю светской жизнью, – она протягивала мне руку и говорила: «Валюнчик мой любимый пришёл». А меня всегда оторопь брала, и я думала: неужели она это искренне говорит? Но она меня всегда так встречала, и я верила, что она меня действительно любит.

Адвокат Александр Евгеньевич Калинин, который должен был защищать наш Дом, сказал, что мы должны устроить пресс-конференцию. И мне позвонила Маргарита: «Валя, я прошу вас прийти на пресс-конференцию и выступить». Я спросила: «Какие бабы ещё у вас будут? Я считаю, что должна присутствовать „тяжёлая артиллерия” – Доронина или Волчек». Но Маргарита сказала: «Нет, я с ними не дружу. Но обещали прийти Юлия Борисова и Верочка Васильева». В такой компании я, конечно, согласна была выступить.

Когда я туда пришла, у меня возникло ощущение, что это чистые похороны. И была масса чёрных, как галки, камер. Народ сидел как на похоронах – такая гнетущая тишина. Тогда ещё митингов не было.

Я стала искать нашего адвоката Калинина. В комнате стоял громадный, довольно полный мужчина, мрачный, с нависшими бровями – вылитый Челкаш. Представилась: «Я – Талызина». Он ответил: «Вижу!» – «А что мне делать?» – «А что вы можете? Эмоции?»

Первым вышел Зельдин. Он говорил, что, когда приходишь в этот дом, тебе обязательно дадут сладкий чай с пирожком. И вообще этот дом – место, где отогревается сердце артиста. Выступил Фоменко и сказал тихим, прерывающимся голосом, что все награды он положит на стол правительства, если Дом актёра будет отобран. Потому что здесь начинался его театр, здесь всё рождалось, а теперь это хотят уничтожить.

А в кулуарах ходили слухи: что дом стоит полмиллиона евро и Госкомимущество забирало его, чтобы потом пустить с молотка, а разницу взять себе.

Выступали Губенко, Табаков. Олег Павлович всех обложил: всё делается не так, а он знаком с президентом – надо всё делать по-другому. Наконец поднялся Рязанов и сказал: «Мы пойдём с плакатами к Белому дому, мы так это дело не оставим».

Объявляют меня. Беру микрофон. Первое, что я сказала: «Владимир Владимирович, вы ведь сами говорили, что вы выбрали свою профессию, потому что смотрели „Щит и меч”». Затем напомнила, что здесь действительно для актёров дом родной. А закончила своё выступление обращением к Медведеву: «Дмитрий Анатольевич, я не буду за вас голосовать, если вы позволите у актёров забрать этот дом». Были аплодисменты. Сходя со сцены, я спросила этого «Челкаша»: «Доволен?» – «Вполне».

Говорили, что «Талызина повернула собрание». И через полтора дня Дмитрий Анатольевич в Челябинске сказал, что мы не позволим забрать Дом актёра. Потом мне позвонила Маргарита: «Валя, как ты сказала! Я плакала…»

Так мы отстояли наш Дом.

Где-то в 1990-х годах Виктор Мережко дал мне пьесу «Двое с большой дороги». Вообще-то он написал её для Наташи Гундаревой и Миши Филиппова. Но у них почему-то не склеилось: то ли не получилось, то ли просто не захотели. И эта пьеса досталась мне. Она показалась мне интересной и смешной.