Михаил Девятаев - Полет к солнцу
* * *
Ночами я мысленно по нескольку раз проделывал взлет на "юнкерсе" с нашего островного аэродрома. У меня почти всегда выходило так, что я не взлетал, а погибал, разбивался с самолетом или попадал в руки эсэсовцев. Видимо, мысль была бессильна нарисовать завершенный побег, победную конечную цель. Зато коллективно мы создавали величественную, красивую, фантастическую картину возвращения на Родину. Прежде всего, мы приземлимся только в столице! Почему? А потому, что мы принесем Генеральному штабу нашей армии великие тайны об острове. По нему должны ударить наши бомбардировщики и помочь бежать с острова всем невольникам. Как нас встретят в Москве? Об этом у нас различных мнений не было. Нас захватывала романтика побега.
И вот как раз теперь, когда мы были так дружны и сплочены и только ждали случая подступить к самолету, Дима Сердюков внезапно оставил нашу команду и перешел в другую, которая работала в лагере. Новой команде поручили рыть какие-то траншеи около столовой, наверное, для подводки труб. Товарищи уговаривали его не делать этого.
- А сколько же мне ждать? - завопил он. - Ничего не выйдет из того, про что вы треплетесь.
- Тихо, дуралей! - прикрикнул на него Немченко. - Ты же видишь, какая сейчас погода. Аэродром неделю как вымер.
- Сами вы мертвые, не верю я вашим сказочкам. Я вон вчера принес в барак двадцать шесть картошек. И сам наелся, и бригадиру дал. А вы - "снять чехлы, струбцинки"... Надоело!
На следующий день Дима снова принес мешочек картошки и раздал всем членам группы, а на животе, обмотав свое худущее туловище, еще у него были припрятаны несколько вареных картофелин.
- На, положи, куда знаешь, - передал он мне вареную, и я, конечно, схватил ее обеими руками.
Что тут делать? Сердюков напал на "золотую" жилу, подкармливает нас и разрушает нашу организацию тем, что сеет среди товарищей желание удовлетворяться малым. Разговоры с Димой ни к чему не привели. Мы убеждали его, что бригадиры, которые сегодня берут у него продукты, завтра изобьют его, а то и казнят за эти подачки: им не нужны свидетели их сомнительных проделок.
Вареной картошки, которую принес Дима, мы с Емецем немного съели, а остальную спрятали. Когда же на следующий день Емец кинулся в потайной уголок, картошки там не оказалось. В это время прибежал Дима.
- Давай картошку. Сейчас нужно.
_ - Нету, - беспомощно развел руками Михаил. - Кто-то украл.
- Вы сами ее сожрали! - закричал Дима.
- Чтоб ты пропал, коли такое мелешь, - выругался Емец.
- Сами пропадете, если я захочу! - завизжал Дима. Мы стояли совершенно растерянные.
- Что же ты думаешь нам сделать? - потихоньку спросил я.
- Пойду и скажу, что ты - летчик.
Я подмигнул Емецу, он исчез, а я продолжал разговор с Димой Сердюковым, который настаивал, чтобы ему отдали картошку.
- Теперь я вижу, что ты не настоящий товарищ, а мелкий человечишка. Такой, как и твоя картошка.
Он замолчал.
- Так, значит, пойдешь и скажешь, кто я. А кто же тебе поверит? спросил я.
- Поверят, я знаю.
- А ты не подумал, что можешь не дожить до утра, если такими угрозами бросаешься?
- Я не боюсь вас!
Тем временем подошли Лупов, Соколов, Кривоногов, Немченко. Мы тесным кольцом обступили Сердюкова. Он понял, что шутить с ним не будут. Начал упрашивать, извиняться.
- Ах ты паразит, - донимал его своими изысканными ругательствами Михаил Емец, - ах ты сопляк, так ты за пять картофелин способен продать человека? Проси людей, чтобы простили.
Кто-кто, а Сердюков знал, чем оборачивалось недоверие невольников, и затараторил свои извинения, клятвы, просьбы.
Все отношения между заключенными держались на доверии и честности. Если кому-то доставался кусочек сверх пайка, он делил свою добычу на двоих или на троих. Хочется напомнить, как мы делили хлеб, который нам выдавали. Мякиш разламывали на маленькие порции, корочку - отдельно, и тот, кто это делал, с закрытыми глазами раздавал кусочки по очереди тому, чье имя ему называли.
Случаи краж, проявления эгоизма вносили разлад в отношения, вызывали возмущение, и заключенные старались найти нарушителя. Людей глубоко оскорбляли попытки присвоить чужое. Почти все несоветские военнопленные получали из своих стран посылки с продуктами. Кое-кто из них имел свои запасы. Днем в бараке, как известно, оставались только дневальные, и если случались какие-то неприятности, спрос был прежде всего с них. Однажды кто-то украл пайку голландца. Случилось это на дежурстве наших товарищей Ивана Олейника и Фатыха. Их наказали. Это был закон лагеря. И никто не мог отменить мучительного стояния с вытянутыми перед собой руками. Мы проходили мимо наших товарищей, видели их измученные лица, сочувствовали, а помочь ничем не могли.
Я хорошо знал Ивана Олейника и Фатыха, верил в их честность, и как только они отбыли свое наказание, я бросился к ним.
- Неужели вы пошли на такое? Теперь нашим людям прохода не дадут.
- Мы не виноваты, - сказал Фатых. - Мы найдем вора. Через несколько дней вечером, когда мы вернулись с работы, Владимир Немченко, который был дружен с Фатыхом, вдруг приказал всем заключенным построиться. Мы стали в ряды.
- Сегодня у нас снова произошла кража. Кто-то забрал и съел пайку хлеба. Я сейчас подойду и пусть каждый покажет мне свой язык.
Немченко обходил строй. И вот он вывел одного заключенного из ряда.
- Так вот кто обкрадывал нас! - объявил Немченко. - Мы положили в спрятанный хлеб кусочек химического карандаша. Посмотрите, какой язык у этого вора.
Вор - он был не из наших - упал на колени, начал умолять о пощаде. А заключенные окружили Ивана и Фатыха, жали им руки, извинялись за нанесенную обиду подозрением.
И снова среди нас воцарилась дружба.
Неужели Дима Сердюков, который до сих пор проявлял мужество, сдержанность, верность товариществу, скатился до измены? Не слишком ли долго говорим мы о побеге, а практически ничего не делаем? Может быть, потому и потерял веру горячий парень? Пора действовать, пора!..
Наш "хейнкель"
Фронт словно навсегда остановился перед широкой Вислой. А наш остров содрогался от запуска ракет. Каждый погожий день мимо того места, где мы работаем, по направлению к стартовым площадкам идут черные шикарные автомобили. В машинах, наверное, конструкторы и инженеры. Затаив дыхание, следят они за полетом ракет. Что-то экспериментируют, изучают.
Длинные металлические сигары с оглушительным громом вырываются в небо, оставляя огненный хвост, куда-то несут свою разрушительную силу. Они производят на нас угнетающее впечатление. Значит, Гитлер действительно готовит какое-то новое могучее оружие. А что если этим оружием он заставит отступить нашу армию? Тут можешь подумать всякое...
