Жизнь в цвете хаки. Анна и Федор - Ана Ховская
Лена выскочила из дома, закричала, схватила ведро с водой и облила отца, желая остановить его и образумить. Федор совсем остервенел, кинулся на детей, на жену, поочередно раздавая удары всем подряд…
Анна кричала, дети побежали в огород, а Федор нагнулся схватить толстую ветку с боковыми побегами, чтобы кинуться на жену. Она, недолго думая, пока тот поднимал тяжелую дубину, сумела открыть калитку и кинулась убегать в сторону соседского дома напротив.
В той усадьбе жила семья ссыльных чеченцев Дадаевых. Хозяин был рослым, не так старым, как говорится, в теле, внешне выглядел грозно. Он как раз возвращался с работы домой, когда увидел, что к нему бежит жена соседа, и остановился, подумав, что она хочет что-то спросить или попросить (как он позже говорил), потом увидел бежавшего за ней вслед ее мужа с поднятой дубиной.
Федор размахнулся, целясь в спину Анне, а она споткнулась и упала перед Дудушем, так звали соседа, и лесина, брошенная Федором, попала тому в плечо. А Дудуш, отвлеченный упавшей Анной, вовремя не увидел летящую дубину, получив неожиданный удар, пошатнулся и упал на спину. Из ворот с криком выскочила жена Дудуша – Ания, поднимая мужа, ругаясь на чеченском на Федора, грозя ему кулаком.
Когда Федор увидел это, кинулся во двор, думая, что его будут преследовать сыновья соседа – рослые бородатые парни, вбежал в дом, запер дверь. Дети кричали во дворе, малышки в доме, он не знал, куда деваться. Видя, что никто не преследует его, выскочил через огород и задами пробежал до усадьбы матери. Запыхавшись от бега, в мокрой одежде вошел в дом, где собралась семья Огневых, и, тихо поздоровавшись, присел за стол, стал как ни в чем не бывало беседовать о том о сем. Настя удивленно посматривала на брата, но молчала, с недоумением видя, что тот не в себе. Немного погодя, она спросила:
– Что ты, Федя, такой смурной? И мокрый… Ты откуда? Дома что случилось?
– С чего ты взяла? Устал я после работы…
– Ага, а с работы по огородам приходят или как? Рассказывай уже…
Федор, косясь на Ивана, шепотом попросил ее выйти во двор. Иван, насмешливо глядя на мужика, молчал. Выйдя во двор, Настя услышала о произошедшем, всплеснула руками:
– Ну, ума у тебя нет! Что ты творишь, какой черт в тебя вселился? Опять Маришку свою защищаешь, ну не дурень ли, а!? Дети одни на ночь глядя остались, в страхе всех держишь, вояка! Что с тобой творится, не понимаю: был мужик как мужик, взбесился…
– Да не разобрался я сразу, что произошло, а тут эта дрянь – Маришка – наговорила на Анну черт-те что, я подумал, что она от ревности такое отчебучила. А оно совсем не так было…
Настя укоризненно покачала головой.
– Понятно: жена неизвестно где, дети сами дома, ты в бегах… Что теперь? К нам прятаться прибежал – не стыдно? Не хватало, чтобы и сюда чечены явились. Ум есть у тебя? Вроде мало пьешь, а ничего не соображаешь… Когда ты уже повзрослеешь…
– А ты сама-то – взрослая? Опять Ивана приняла, зачем? Обманет снова…
– А это не твоего ума дело… И нечего переворачивать разговор. Живешь с семьей, и живи. Не строй из себя умника. Не вмешивайся в мою жизнь: я тебе не указываю, и ты не лезь со своими советами. Без тебя как-нибудь… Что тебе сейчас надо? Детей напугают чечены, заиками оставят… Ты ведешь себя, как дурень…
– Насть, а Насть, сходи к нам, посмотри, что там да как?
– Ага, я тебе защитница… совести у тебя нет…
Настя вошла в дом, накинула джемпер, пошла по улице к усадьбе Федора и Анны. Подойдя к калитке, постучала, но никто не открывал, она позвала Анну, снова молчок. Ни огонька нигде не видно, тишина, только собака разрывалась на цепи.
Из ворот Дадаевых вышла Ания, позвала ее, сказав, что Анна с детьми у них, боятся идти домой. Анастасия, попросив разрешения пройти во двор, вошла и увидела Анну с малышками на руках и тесно прижавшихся к ней старшеньких. Всплеснув руками, она проговорила, чтобы они шли домой, ничего не боялись, что батька их сам теперь всего боится, что в следующий раз думать будет, что делает. Она извинилась перед Анией, не видя Дудуша во дворе, и увела семью брата в их дом.
Снова Анна поняла, что веры Федору не осталось… Ей придется защищать себя и детей от вспышек непонятной необузданной ярости мужа…
***
Еще несколько раз у него были вспышки безумия – по-другому не назвать – снова Анна убегала из дома, а за нею бежали дети, боясь оставаться с отцом. А когда он в очередной раз поднял руку на жену, Лена не выдержала, выбежала вслед за матерью, провела ночь у соседей, трясясь в страхе, не поддаваясь уговорам вернуться домой, что никого отец из них не тронет.
Наутро воротившись домой, собравшись в школу, она ушла тихонько, не веря, что дома все спокойно. Федор рано как ни в чем не бывало ушел на работу. На уроке девочка не выдержала, когда учительница спросила ее о невыполненном домашнем задании, расплакалась и, встав из-за парты, вышла без разрешения в коридор. Там ее остановил директор школы Евдаков Яков Иванович, живший неподалеку от них, спросил, откуда девочка, чья она, почему плачет. Когда та рассказала, что ночью не спала из страха, что отец найдет их с мамой и побьет в очередной раз, что не сделала уроки, теперь у нее будут двойки, Яков Иванович, переговорив с учительницей, успокоил девочку и отпустил домой.
Лена вернулась и нашла мать, которая готовила обед в кухне. Сказав, что она хочет кушать и спать, что ее отпустили домой, Лена присела за стол, поела молока с хлебом, вошла в дом и прилегла на кровать в спальне, не раздеваясь, опасаясь прихода отца. Она быстро уснула, а проснувшись, поняла, что уже ночь, все в доме спят. Тихонько встала, посмотрела на спящих братьев и сестренок, на маму, которая тоже спала одетой – так теперь привыкла спать Анна – и поглядела в окно двери в комнату, где храпел отец, проверила, накинут ли крючок и задвижка на обеих дверях, успокоившись, разделась и снова легла в кровать.
Днем позже Федора вызвал к себе председатель колхоза и начал разговор издалека. Это директор школы переговорил с Кружаевым, вместе и решили, как построить разговор, чтобы привести в чувство
