Царские дети и их наставники - Борис Борисович Глинский
Сделавшись в 1825 году, по восшествии Николая Павловича на прародительский престол, наследником престола, «маленький Саша» — так звали великого князя Александра Николаевича в семье — продолжал вести прежнюю жизнь под надзором Мердера и швейцарца Жилля, лишённую всякой роскоши и чопорности. Так, когда однажды французский посол, согласно обычаям своей родины, просил позволения представиться восьмилетнему великому князю, Николай Павлович отклонил эту просьбу следующими словами:
— Вы, значит, хотите вскружить ему голову? Какой прекрасный повод к тому, чтобы возгордиться этому мальчугану, если бы стал выражать ему почтение генерал, командовавший армиями! Я тронут вашим желанием — его видеть, и вы будете иметь возможность удовлетворить его, когда поедете в Царское Село. Там вы встретитесь с моими детьми. Вы посмотрите на них и поговорите с ними; но церемониальное представление было бы непристойностью. Я хочу воспитать в моем сыне человека, прежде чем сделать из него государя.
Действительно, посол отправился в Царское Село, где в одном из парков нашёл великого князя с сёстрами Марией и Ольгой Николаевнами. Наследник привёл в восхищение гостя своей ловкостью, находчивостью и живостью. Когда вся компания садилась в лодку, последняя случайно накренилась и зачерпнула воды. Другой ребёнок в таком случае испугался бы, вскрикнул, но Александр Николаевич смело схватил багор, поспешно оттолкнул лодку от берега и спокойно стал грести.
Умение держать себя в обществе, на людях — было отличительною чертою маленького наследника. Так, во время коронации государя в Москве, летом 1826 года, он приводил в неописуемый восторг жителей Первопрестольной, когда, в лейб-гусарском мундире и на арабском коне, появлялся в свите своего родителя или участвовал на парадах в строю гусар. Народ с восторгом встречал и провожал всюду восьмилетнего великого князя, и громкое «ура» беспрестанно оглашало улицы, когда он появился.
Вот что повествует Мердер по случаю появления Александра Николаевича в один прекрасный день среди населения Москвы.
«Едва показался он, раздалось радостное “ура!” Народ толпою бросился к коляске, власть полиции исчезла; все уступает толпе радостного народа; подобно морскому валу, воздымающемуся, лезут друг на друга, падают, вскакивают, бегут, хватают за колёса, рессоры, постромки. Крики: “Ура! Александр Николаевич, наш московский князь. Ура! Ура!”. Трогательная картина! Но далее ехать было трудно, из опасения раздавить кого-нибудь из народа. Возвратились назад».
Когда приближенные выражали государю свой восторг и удивление перед поведением наследника и умением его с достоинством держать себя, Николай Павлович с уверенностью говорил всем:
— Я покоен насчёт моего сына, он в хороших руках.
Уверенность державного родителя, что сын его находится на попечении людей, которые употребят все силы к тому, чтобы верховный вождь России оправдал возлагаемые на него народом надежды, — имела своим основанием высокие нравственные качества этих людей.
II
Главным воспитателем, как уже сказано выше, был назначен К.К. Мердер. Это был человек высокой честности, мягкий, просвещённый и любознательный. Он сам постоянно трудился над своим самоусовершенствованием, приобретая разнообразные сведения, чтобы впоследствии поделиться ими со своим воспитанником. Не довольствуясь личным взглядом на дело воспитания, он изучал по этому предмету лучших отечественных и иностранных писателей, заимствуя у них все лучшее, что могло быть полезно великому князю.
Мердер говорил всегда чистую правду в глаза наследнику и его родителям, был точен в исполнении своих обязанностей, твёрд в достижении целей и умел ласкою и убеждениями заставлять не всегда покорного воспитанника делать то, что ему приказывают и что от него требуют.
Выше было отмечено по письмам Мердера к августейшим родителям воспитанника, как последние были довольны наставником сына, и сколь ответственным считал он сам порученное ему дело. Он ставил себе задачею как бы слиться душою с великим князем и сделаться его истинным другом. В этих видах он оставался при ребёнке безотлучно, разделял все его игры и удовольствия и приучал великого князя видеть в нем не начальника, а ласкового и весёлого товарища. Вместе с тем он добился от ребёнка величайшей откровенности; в привычку Александру Николаевичу вошло, таким образом, по вечерам, перед молитвою, рассказывать Карлу Карловичу все то, что он делал и думал в течение дня без всякой утайки и вполне чистосердечно, как на исповеди. Такое отношение к делу воспитания великого князя требовало со стороны Мердера громадного самообладания и выдержки, причём всякая строгость, всякое наказание и грубая насильственность были устранены. Поэтому нельзя не заметить, что условия воспитания, в которые был поставлен шестилетний Александр Николаевич, были во много раз лучше тех, в коих находился его августейший родитель в своё время, как мы это видели, так много натерпевшийся от суровости генерала Ламсдорфа.
Многие придворные, считавшие строгость и систему наказаний неотъемлемой принадлежностью дела воспитания, смотрели на отношения Мердера к своему воспитаннику недоверчиво и выражали явное опасение, что он испортит и погубит ребёнка. Но императорская семья посмотрела на эти отношения с более просвещённой точки зрения. Обе императрицы, великая княгиня Александра Феодоровна, великий князь Николай Павлович и сам государь император поддерживали Карла Карловича, ожидая от его гуманного обращения с ребёнком самого лучшего. И это гуманное отношение было тем более необходимо, что юный великий князь был ребёнком чрезвычайно впечатлительным, на которого строгость и крупные наказания могли произвести слишком угнетающее впечатление.
Своим ласковым обращением с Александром Николаевичем Мердер успел в самое короткое время заслужить его доверие, его привязанность и любовь. Так, только что научившись письменным буквам, великий князь уже спешит написать своему наставнику письмо, где
