Борис Яроцкий - Дмитрий Ульянов

И снова после четырехмесячного перерыва на кораблях флота стали реять красные флаги. Первым поднял красный флаг миноносец «Фидониси». Этот корабль был опорой Севастопольского комитета большевиков. Его примеру последовали миноносцы «Заветный», «Хаджибей», «Калиакрия», «Дерзкий», «Пронзительный».

Меньшевики и эсеры, пользуясь своим численным преимуществом в Совете, всячески пытались сорвать подготовку вооруженного выступления воинских частей и рабочих.

Однажды вечером район крепостного госпиталя оказался оцепленным отрядом милиции. Комиссар милиции вручил начальнику караула предписание: посты, расположенные на территории складов, передать под охрану милиции. Начальник караула, человек исполнительный, приказ выполнил тотчас же, однако перед уходом заглянул в госпиталь, где у него было много знакомых, рассказал о странном распоряжении Совета: оружие со складов передать милиционерам, этим торговцам и чиновникам. А ведь склады принадлежат саперному батальону, значит, солдаты являются хозяевами оружия и боеприпасов, которых, кстати, хватило бы на целый полк.

Дмитрий Ильич, услышавший эту новость, понял, в чем дело: солдаты саперного батальона идут за большевиками. Значит, эсеры и меньшевики, пользуясь «законной властью», решили разоружить саперов.

Милиционеры под покровом темноты торопливо грузили на подводы оружие и боеприпасы. Надо было немедленно действовать. Если поднять по тревоге саперный батальон, бой неминуем: саперы не допустят разоружения батальона.

Пришлось из госпиталя срочно послать связного к дежурному по городскому комитету большевиков.

Вызванный наряд матросов отправился в госпиталь и вынудил милицию ретироваться.

Этот случай заставил городской комитет большевиков принять решение об охране революционными матросами и солдатами военных крепостных объектов. Как показали дальнейшие события, эта мера была нелишней.

Город жил напряженным ожиданием вестей с севера. Ночью на городском телеграфе торопливо застучали аппараты: «Вчера, 25 октября 1917 года, в Петрограде совершилась социалистическая революция. Временное правительство низложено. Вся полнота власти в руках Советов».

Рано утром исполком Севастопольского Совета собрался на экстренное заседание. Здесь из двадцати пяти членов было только четыре большевика. Солдаты, моряки и рабочие потребовали от исполкома признать власть Советов как единственно законную власть России.

В девятом часу утра в госпитале раздался телефонный звонок. Попросили к трубке Дмитрия Ильича. Юрий Петрович Гавен поздравлял всех товарищей с победой революции. От него Дмитрий Ильич узнал, что взят штурмом Зимний дворец, министры Временного правительства арестованы, товарищ Ленин возглавил правительство. Уже опубликованы декреты о мире и земле.

Большевики госпиталя поспешили в «Ренессанс»[39] на открытое заседание Совета.

Здание городского театра гудело от множества голосов. Матросы с трудом сдерживали восторженную толпу народа. Дмитрий Ильич протиснулся в зал в тот момент, когда председатель заседания читал резолюцию:

— «Севастопольский Совет военных и рабочих депутатов, заслушав доклад исполнительного комитета о всех его действиях в этот исторический переходный момент Великой революции, считает постановление исполнительного комитета о взятии власти в свои руки как активную поддержку революции в момент решительной схватки буржуазии с демократией — вполне правильным».

Председатель продолжал:

— «Подтверждая и приветствуя взятие власти исполнительным комитетом Совета, Совет по-прежнему уполномочивает на выполнение своей воли и исполнительный комитет. Да здравствует взятие власти Советами!»

Присутствующие предложили послать в Петроград телеграмму. Спустя несколько минут председатель вышел на трибуну и огласил текст:

— «Петроград… Петроградскому Совету для Всероссийского Съезда Советов. Приветствуем победоносную революцию. Власть Советом взята. Ждем распоряжений».

Председатель потряс в воздухе листком бумаги. Зал ликовал. Но буквально на следующий же день меньшевистско-эсеровский Совет, получив директивы из своих центров, заявил, что он не признает Советской власти. В Севастополе запахло порохом. Меньшевики и эсеры привели в боевую готовность верные им воинские части. Большевики также готовились к битвам.

Дмитрий Ильич поспешил перебраться на Екатерининскую, 12, где помещался комитет РСДРП (б), и целиком отдался агитационной работе.

Партийный комитет работал круглосуточно, одно заседание сменялось другим, неотложно решались сотни больших и малых вопросов. Во флигеле, примыкавшем со двора к дому, размещалась агитационная группа Ульянова. Вскоре ей пришлось выполнять весьма важную и ответственную задачу.

Из Ростова прибыла делегация рабочих. Там контрреволюция уже подняла голову. К Ростову подступал царский генерал Каледин. На Дону начиналась гражданская война. Классового врага могла сокрушить только хорошо обученная и вооруженная революционная армия.

Делегаты рассказали о том трудном положении, в котором оказались ростовские рабочие. Нет оружия. Нет продовольствия. Дмитрий Ильич, внимательно выслушав ростовских делегатов, посоветовал им завтра же об этом рассказать на Черноморском флотском съезде. Он был уверен, что черноморские моряки помогут ростовчанам.

Члены комитета в оперативном порядке обсудили просьбу ростовских товарищей. До открытия Черноморского флотского съезда оставались всего одни сутки, но за это время надо было успеть поговорить со многими товарищами.

Канун съезда для Дмитрия Ильича и его помощников явился периодом больших испытаний. Летучие митинги, на которых выступали большевистские агитаторы с разъяснением сути калединщины, прошли на многих кораблях и в солдатских казармах. Агитаторы убедили массы в том, что Каледин — это ставленник контрреволюции и его выступление можно подавить только силой оружия.

На съезде слово было предоставлено главе делегации — члену Ростовского городского Совета. Тот зачитал письмо ростовских рабочих. Письмо выслушали в полном молчании, но, когда председательствующий большевик Платонов поставил перед съездом вопрос, посылать или не посылать помощь, зал наполнился выкриками. На трибуну поднялся правый эсер Бунаков.

— Ростовский пролетариат, — патетически начал он, — героический пролетариат. Мы восторгаемся мужеством, с которым он борется против генерала Каледина. Но… — он сделал паузу, отпил из стакана глоток воды, — но, славные делегаты-черноморцы, мы не можем послать помощь ростовчанам, мы не должны распылять наши силы.