Анатолий Вишневский - Жизнеописание Петра Степановича К.

Конечно, от таких переживаний можно было еще больше заболеть. Кате становилось хуже и хуже, и когда Задонецк освободили, она была уже очень слаба.

Старший и средний сыновья Петра Степановича возвратились домой в конце февраля 1943 года, когда немцы отступили. Отступить-то они отступили, но пока не очень далеко, так что Задонецк все еще был, можно сказать, на линии фронта. Чего же удивляться, что неподалеку от дома, старшего сына задержали, посчитав его по возрасту подходящим для военной службы и заподозрив в дезертирстве? А среднего сына отпустили.

Средний сын Петра Степановича добрался до своего дома, нашел его полуразрушенным – без двери, без окон, без галереи. Он стоял перед домом в полной растерянности, когда его окликнула проходившая соседка: «Живы они. Живы!..» Мама с младшим братом нашлись в подвале совхозной конторы, где, кроме них, пряталось от обстрелов человек тридцать. Средний сын вошел туда, мать бросилась к нему: «А где старший?» Средний сын внезапно заплакал, страшно стыдясь при этом своих слез, ведь кругом было столько народу. Но он не мог сдержаться, видно, сказалось напряжение последних дней. Мама и люди, находящиеся в подвале, подумали, что старшего брата уже нет в живых. Подвал затих, некоторые тоже утирали слезы.

Катя пошла в город с документами, нашла комендатуру, и вернулась со старшим сыном. Но сил не оставалось никаких, она слегла. Через неделю старшего сына официально мобилизовали в армию – он достиг, наконец, призывного возраста. Катя не смогла даже пойти его проводить, только с большим трудом собрала для него сумку с продуктами на дорогу и ждала, когда он зайдет попрощаться. Он успел заскочить домой, уже в солдатской форме, поцеловал мать, постоял возле нее минутку и побежал садиться на какой-то грузовик, правда, без приготовленной для него сумки с продуктами. Еще до его прихода в дом попросились трое красноармейцев – погреться. Уходя, они решили незаметно прихватить эту сумку с собой – мало ли какие превратности военного времени их ожидали.

Мартовское солнце пригревало, снег сходил, и Катя надеялась, что весной она станет поправляться. Но 24 марта ей стало совсем худо, она стала бредить, звала старшего сына, просила его не умирать, как будто это он умирал… Средний сын сбегал за Любовью Петровной, при ней Катерина и скончалась. Лекарств ведь все равно никаких не было.

Может быть, не случайно последние мысли Кати были о старшем сыне. Его пехотный батальон в этот день двигался по длинному лесному оврагу в направлении, указанном начальством, которое еще не знало, что все они находятся в окружении. Так мало того, над ними еще все время кружил самолет – «Рама» и все высматривал, а у немцев знаете, какая была оптика! Одним словом, внезапно с двух сторон этого оврага появились немецкие танки, а в таких обстоятельствах обычно у танков большие преимущества перед пехотой. Красноармейцы инстинктивно бросились в стороны, под защиту деревьев. Бросился и старший сын Петра Степановича. Стоял страшный грохот, и он как будто даже приближался, немцы стреляли по бегущим из пулеметов. Бежавший сзади красноармеец Кулаков, из-за фамилии, а возможно также и из-за плотного телосложения носивший прозвище Куркуль, крикнул «Ложись!» Старший сын Петра Степановича вжался в покрытую снегом землю и в туже минуту Куркуль рухнул на него, придавив своим немалым весом, и тем спас. Сам-то он получил пулю в спину, и ему уже ничто не могло помочь.

Немецкие танки еще немного постреляли и, видимо, не желая больше расходовать боеприпасы, поползли из оврага. Старший сын Петра Степановича переждал какое-то время, а когда урчание моторов сделалось почти неслышным, выкарабкался из-под коченевшего трупа Кулакова, распрямился, укрывшись за нетолстым стволом осины, осторожно огляделся и, не рискнув расстаться с винтовкой, стал пробираться наверх. Так же, видимо, поступили и другие выжившие, потому что, когда старший сын Петра Степановича добрался до верхнего уровня, там уже поджидали немцы, которые отобрав оружие, присоединили его к небольшой группе выбравшихся из оврага красноармейцев. Среди них оказался раненный в руку и стонавший от боли недавний одноклассник старшего сына Петра Степановича Дмитро. Немцы подождали немного, присоединили к группе еще двоих выкарабкавшихся из оврага, привели всех – человек двенадцать – к большой брезентовой палатке, и велели ждать под присмотром одного фрица с автоматом.

Возле палатки два немца играли в шахматы. Один из них проиграли старший сын Петра Степановича, решив проверить свои знания немецкого языка, предложил победителю сыграть партию. Тот согласился и довольно быстро получил мат.

Все было тихо и мирно, и, почувствовав себя победителем, по крайней мере, в шахматах, старший сын Петра Степановича спросил, нельзя ли перебинтовать руку его раненому товарищу. Немцы заулыбались, принесли аптечку, и сделали ему перевязку по всем правилам своей немецкой науки. Видно, они тоже чувствовали себя победителями.

Но ближе к вечеру приехал грузовик с какими-то другими немцами, они грубо приказали пленным лезть в кузов, в котором уже было несколько красноармейцев, стали кричать «шнелль!» и чуть ли не подталкивать прикладами, все произошло буквально за одну минуту, грузовик укатил, и с этого момента следы старшего сына Петра Степановича надолго теряются.

После смерти Кати в Задонецке осталось двое детей – одному было 14 лет, другому шел восьмой год. Что с ними было делать в обстоятельствах военного времени? Где-то в Змиеве у них жила бабушка, мать Петра Степановича, но адреса ее никто не знал, да и жива ли она еще, было неизвестно.

Пока среднего сына Петра Степановича приютила семья Маруси, но там он сразу почувствовал себя нежеланным нахлебником. Пошел к директору совхоза, знакомому отца, просить какой-нибудь работы. По неопытности он боялся, что директор даже не станет с ним разговаривать, а тот, наоборот, обрадовался – паренек возник прямо-таки вовремя.

Директору еще на той неделе пришла разнарядка из райкома партии – выделить одну девушку для работы на военном заводе – на Урале или, может, в другом месте, где людей не хватало. Парни-то все были на фронте. Но кого он ни выберет, сразу прибегают матери – и ни в какую! Да еще подарки приносят по дружбе! А тут – сирота.

– Хорошо, что ты непризывного возраста, – размышлял директор вслух. – Мы скажем, что тебе 16 лет, должно пройти. Получишь там специальность.

Так средний сын Петра Степановича оказался в Куйбышеве.

А младшего взяла к себе, не видя другого выхода, тетя Люба, хотя жившая при ней ее мать была недовольна, опасаясь, что втроем они не прокормятся. Люба же всегда хотела иметь сына, но не получилось. И она сказала матери: