Николай Штучкин - Грозное небо Москвы

После посадки Тисса проверил прибор. Он оказался исправным. Проверил еще никаких отклонений.

После очередного полета пришлось заменить прибор. Однако и это не помогло. А инструментальный способ проверки каждый раз подтверждал: система исправна.

- Может, размонтируем трубку "Пито"? - предложил воентехник.

- Давай, - махнул рукой инженер.

Размонтировали. В динамической полости трубки оказалась... засохшая муха.

- От жары спасалась, - пошутил Павел Васильевич и облегченно вздохнул.

А инженер сорвал с головы пилотку...

Второй случай был посерьезнее: произвольно стреляли "эрэсы". Это было еще до штурмовок, когда мы прикрывали мосты, города, железнодорожные станции, когда новое оружие только еще начинали осваивать. Перед полетом, как и положено, проверялась правильность подвески снарядов, исправность электросистемы и так далее. И однажды во время проверки снаряды почему-то сорвались. Будто раскололась вселенная - такое впечатление. Ужасающий металлический скрежет, огонь, клубы взметнувшейся пыли. Мы еще не слышали этого. Вообще-то, как потом оказалось, взрыв одного снаряда оглушает больше, чем бомба, а тут-залп из восьми. Взорвались они над летным полем, не выше тысячи метров.

Мы не сразу поняли, что случилось. Но все обошлось хорошо, без жертв. Отделались, как говорят, легким испугом. После этого был разбор, инженеры написали инструкцию, изучили ее с личным составом, приняли зачеты. И вдруг через несколько дней "эрэсы" опять сорвались с направляющих балок...

- Новое рождается в муках, - сказал командир полка, а после издал приказ. Если за первый случай инженеру Драницину, главному оружейнику части, и инженеру по электроспецоборудованию Демидову пришлось покраснеть, то теперь им досталось по "самое некуда". А через несколько дней от залпа восьми "эрэсов" снова колыхнулась земля...

Это было в конце сентября. Демидов так швырнул наземь фуражку, что от нее отлетела кокарда.

А причиной срыва снарядов, как потом оказалось, были возникшие от сырости "мостики". Пыль, попавшая в систему контактов, увлажнилась, стала проводником электричества, стала замыкать на массу...

- Так чего ты смеешься? - переспросил недовольно ДеАлидоа.

- Вспомнил муху и "мостики"...

- Да-а, - протянул инженер. - Сколько мучились, а причина - пустяк. Уверен, и сейчас что-то подобное.

- Возможно, - согласился техник, - но тем более это нам не к лицу.

И для электроспецслужбы второй эскадрильи наступили черные дни. Особенно для Тиоссы. Дело коснулось чести и репутации лучшего техника. Идет напряженная боевая работа. Дороги каждая бомба, каждый снаряд, каждая пулеметная очередь. Малейшая ненормальность в подготовке машин, опоздание с вылетом на одну-две минуты вызывают нежелательную реакцию всего коллектива полка.

Тиосса потерял сон, аппетит, покой. Задолго до рассвета, отдохнув два-три часа, идет на стоянку. Вместе с ним Александр Венеровский, Владимир Макаров и техник самолета Василий Буров. Гоняют мотор, качают машину с крыла на крыло, жмут на контакты... Ищут и не находят. Наступает утро, на стоянку приезжает весь полк, и Тиосса вместе со всеми готовит машины к полету, выпускает их в воздух. Потом, пока они не вернутся, ищет неисправность... Встречает, провожает, ищет... После рабочего дня - хлопочет ночью.

Приехал инженер из вышестоящего штаба. Посмотрел, покопался в машине и уехал ни с чем.

Павел отошел от стоянки, сел на пенек. И сразу полезли в голову мрачные мысли. Вспомнил красу-Одессу, могучий Днестр, родную Беляевку на берегу реки. Вспомнил мать, отца, младших сестер и братьев. Что с ними? Там сейчас немцы... Задумался так, что не слышал, как подошел Тотерин, летчик второй эскадрильи, комсорг, хороший, душевный парень.

- Что, дружище, печалишься? Поднялся Павел.

- Плохи мои дела, Николай. И на родине плохо, и здесь вот, с машиной.

Молчит Тетерин, не утешает. Самому нелегко. Жена у него, детишки. Одному около года, другому - два. Куда-то эвакуировались, а писем все нет и нет.

Ходят друзья по лесной опушке туда и обратно. Молчат. Думают. Коля скоро получит письмо и потом будет получать их одно за другим. А Павел долго не будет знать, что и как там, в родной Беляевке. Позже, когда немцев отбросят за Днестр, получит печальную весть, узнает как фашисты зверски убили его отца...

- Ты почему на земле? - спрашивает Тиосса. - Все улетели...

- Командир отобрал самолет, - отвечает Тетерин.

- Как так?

- А на чем же ему летать, водить эскадрилью? То у меня отберет, то у другого. Так и летает.

И Павел сразу заторопился:

- Извини, Николай, пойду... Надо искать неисправность.

Пятый день на исходе. Техник чертит принципиальную схему электропроводки. Аккумулятор, общий предохранитель сети, за ним идут разветвления: пять отдельных цепочек. В каждой - автономный предохранитель, вилка, розетка, проводнички, идущие к своим потребителям. А в общем паутина - система хитросплетений, при виде которой у неискушенного человека зарябит в глазах.

Тиосса вооружается лупой, тончайшей отверткой, начинает детально, скрупулезно, упрямо исследовать всю систему. Работает днем, вечером, при свете переносной лампы. Работает один. Помощников отправил со стоянки - они бы только мешали.

И вот, наконец, победа. Он нашел неисправность. Как ни странно, она оказалась, в системе... освещения компаса. А если точнее - в розетке. Кончик проводки оголен больше чем нужно. Невооруженным глазом это даже не видно. А увидев, не сразу можно понять, что причина именно в этом. Чтобы такое понять, нужен аналитический ум.

Что получалось? Обнаружив наземную цель, летчик вводил машину в пике. Выпустив один или пару снарядов, резко с большой перегрузкой выводил ее из пикирования. Сила инерции тянула вниз систему жгутов. Оголенный участок проводника, подаваясь назад, касался крепящей гайки, получалось короткое замыкание, общий предохранитель сгорал, отключалась цепочка электросброса - и снаряды оставались под крылом.

Когда Тиосса нашел неисправность, на исходе были шестые сутки...

Мы наступаем

Пятое декабря 1941 года. Позавтракав, идем на стоянку. Это вошло в привычку - с утра навестить свой самолет. Мало ли что может случиться. С вечера он исправен, а утром, глядишь, не готов: то вода потечет, то масло. Самолеты не люди, не выносят чрезмерной нагрузки, стареют, скрипят. Столько летаем! И все на пределе скоростей, перегрузок. Во время каждой штурмовки неподалеку обязательно шныряют Ме-109, выбирают момент, как бы ударить. Тут уж на малых скоростях не походишь, все время надо быть начеку...

Мой экипаж у машины. Аникин закрывает ее чехлом.

- Товарищ командир, самолет к полету готов...