Александр Панов - Искры революции

Однажды во множестве писем Разуваев обнаружил простое письмо на имя Базунова. Увлеченный своим занятием Разуваев вскрыл письмо. В нем было распоряжение Шалашова, написанное чернилами, об аресте всех лиц, взятых обществом на поруки. Разуваев заклеил конверт, сунул его в общую почту для разносчиков и немедленно ушел на завод, чтобы встретиться с Чевардиным.

На следующее утро, до заводского гудка, в домах поднадзорных лиц побывали базуновцы, но никого не застали дома.

— Не застали?! Значит, предупреждены, — рассудил Базунов. — Ну, посмотрим, кто тут передатчик.

«Новые жандармы» установили слежку за действиями начальника почты Разуваева.

На заводе все больше и больше росло влияние коммунистов. Они были уже в каждом цехе. Рабочие явно сочувствовали большевикам. Хотя они не могли назвать имен большевиков, но по суждениям определяли, что тот или этот непременно большевик. Нередко рабочие называли большевиками и беспартийных, которые смело высказывались в защиту интересов трудящихся. В рабочей среде всегда защищали каждого осмелившегося выступить открыто и не терпели доносчиков. Многие считали, что в этом коллективе не может быть предателей. Каждого земляка они встречали очень доверчиво.

— О-о! Алексей Александрович, сколько лет, сколько зим не виделись! — приветствовали рабочие бывшего начальника штаба симской Красной гвардии Деулина.

— Да, через год вот зашел на завод.

— Ну, рассказывай, зачем пожаловал? Где работаешь?

— Земляков повидать. Работаю в Уфе. А скажите, на заводе работает Василий Андреич?

— Это Чевардин, што ли? Работает. Он по-прежнему в механическом цехе.

— Спасибо. Его надо повидать. До свидания.

Поспешный уход Деулина вызвал разные толки. Встретившиеся удивлялись тому, что бывший начальник штаба красных свободно разгуливает по заводу, но полагали, что он мог остаться вне подозрения, так как год работал в Уфе.

Деулин столкнулся с Чевардиным неожиданно.

— Ба! Ты ли это?! Каким образом? — воскликнул Чевардин, остановив входившего в цех Деулина.

— Да, ты не обознался. Здравствуй. Нам надо поговорить. Скажи, когда и где?

— Так уж с места и в карьер?

— Обстоятельства требуют.

— Ну, приходи после работы ко мне домой.

— Хорошо. Пригласи членов парткома.

— Зачем?

— У меня особое задание.

— Постараюсь.

— Пока, до вечера. Я не прощаюсь, встретимся.

Чевардин сообщил членам парткома о встрече с Деулиным. Председатель парткома Яковлев решил, что по такому поводу следует созвать расширенное заседание партийного комитета.

Вечером, соблюдая осторожность, в доме Малькова собрались члены парткома и приглашенные ими товарищи.

— Вы, товарищи, — обратился Яковлев, — все знаете Деулина как бывшего начальника нашего красногвардейского штаба. Он сегодня приехал к нам из Уфы и предъявил документ от уфимского подпольного центра большевиков. Поэтому я собрал вас. Послушаем товарища Деулина.

— Извините, товарищи, за экстренность созыва этого совещания, — сказал Деулин, — но сами понимаете, время военное и обстоятельства требуют быстрых и решительных действий. Я командирован для согласования действий. Уфимская организация готова к восстанию. Однако она считает необходимым действовать одновременно с вами. Вот меня, как знающего Сим, и послали для установления связи с большевистскими силами заводов Симского округа. Вот давайте и договоримся о выступлении. Прежде всего, товарищ Яковлев, доложите о ваших силах.

— Мы, в основном, готовы. В нашей партийной организации сейчас 60 коммунистов. Но выступит с нами человек 300. Они уже вооружены и ждут приказа. Эти силы находятся в лесу и частично здесь, в поселке.

— Очень хорошо. А кто в вашем штабе и где он?

— Ты их, вероятно, не знаешь, потому не стоит и называть. Но люди опытные.

— Прекрасно. А где же Рындин, почему он не на заседании? Ведь, как мне помнится, председателем комитета был он.

— Да, был он. Мы создали политический центр. Рындин руководит этим центром. Центр держим в строгом секрете.

— Смотри ты, какие молодцы. Но мы отвлеклись. Я полагаю, что вы правомочны решать?

— Конешно.

— Тогда давайте условимся так. Завтра же вы приведете все в боевую готовность и ждите приказа о выступлении. Я сегодня выеду в Миньяр, затем в Ашу. Потом доложу уфимскому центру. Вас известят о часе восстания. Согласны?

— Центру виднее. Мы подождем.

— Отлично. У вас есть связь с миньярцами?

— Да.

— Кто лично поддерживает связь?

— Яковлев.

— У меня к вам просьба. Разрешите товарищу Яковлеву поехать со мной в Миньяр. А то я не знаю людей, хотя явки имею. Но лучше явиться со связным, безопаснее, не возражаете?

Партком отпустил Яковлева. Они ночью уехали в Миньяр.

На следующий день, 26 декабря 1918 года, партком созвал общее собрание коммунистов в доме Золотова. Закрыли окна, двери, расставили вооруженных часовых в укрытых местах, сделали все так, как учили опытные подпольщики. Обсудили вопрос о восстании. Начальник штаба немедленно приступил к выполнению решения партийного собрания. Он приказал всем группам быть начеку и сам перевез в поселок, в свой дом, один пулемет.

Между тем Яковлев и Деулин прибыли в Миньяр. Всю дорогу в поезде Яковлева мучил один вопрос: правильно ли я делаю, что за собой веду еще человека к миньярским подпольщикам без их разрешения?

— Ты о чем размышляешь? — спросил Деулин, наблюдавший за поведением Яковлева.

— Побаиваюсь. Как бы нам обоим не влипнуть. Я давно не был в явочном адресе. Вот и думаю, что, пожалуй, тебе лучше подождать моего возвращения. Потом уже уверенно пойдем вместе.

— Ну что ж, если сомневаешься, так и сделаем.

В явочном адресе Яковлева ошеломили.

— Ты привел Деулина?! Он же провокатор! К нам сегодня примчался нарочный из уфимского большевистского центра. Им удалось установить, что в контрразведке под псевдонимом Арбатова Леонида Михайловича числится провокатор Деулин. Наши товарищи видели его, когда он здесь заходил в контрразведку к Шалашову. Мы искали его, а он к вам примазался. Веди нас скорее, надо схватить подлеца.

Яковлев привел товарищей к месту, где оставил Деулина. Но увы, предателя и след остыл.

Ночь. Метель. Как гончие псы ворвались в дом Усачева белогвардейцы.

— Ни с места! Будем стрелять, если кто пошевелится! Хозяин, зажигай лампу!

Чиркнула спичка в дрожащей руке хозяина и погасла. Вспыхнула вновь, и разлился по избе тусклый свет.