Александр Брагинский - Жан-Поль Бельмондо. Профессионал

В «Фершо-старшем» я снимался с Ванелем. Вне съемок Мельвиль был очаровательным, образованным человеком. Но на съемочной площадке вел себя мерзко. Если не со мной, то с техническим персоналом. Создавал невыносимую обстановку. Но все это не помешало нам успешно снять «Леона Морена» и «Стукача». Возможно, мы с Ванелем выглядели на первом слишком большими друзьями. Режиссеры нервничают, видя, как подружились их актеры. Они считают, что против них плетется заговор.

С удовольствием вспоминаю съемки в «Картуше», историческом фильме, где приходилось скакать на лошади, драться на шпагах. У меня уже сложились отличные отношения с де Брока, мы снова работали с Клаудией Кардинале и моим другом Рошфором. Фильм был развлекательным, и мы здорово веселились. Сегодня кино стало более серьезным. Тогда еще были такие психи, как продюсер Александр Мнушкин, которого я обожал почти, как второго отца. Мы могли позволить себе ужасные штуки, он рычал, плакал, но не скрывал восторга. Если мы не переворачивали вверх дном гостиницу, он начинал беспокоиться: «Что с вами? Вы не заболели?»

«Человек из Рио» снимался в Бразилии. В группе было человек тринадцать, Мнушкин в том числе. Будучи продюсером, он сам таскал костюмы, раскрашивал самолет. Разве сегодня такое увидишь? Этот фильм делался поистине ремесленным способом. Когда по ходу съемок мне надо было перебираться из одного небоскреба в другой, он сказал: «Я запрещаю тебе взбираться по этому тросу. Пусть это делает Жиль Деламар, наш каскадер. – А если Деламар разобьется? – Мне плевать. Это его работа!» В конце концов я проделал все сам. В другой раз он говорил: «Ты ведь не станешь перебираться сам по карнизу из одного окна в другое?» И после паузы: «Ты думаешь, так будет лучше?»

Деламар был очень, очень близким другом. Настоящим сорвиголовой. Однажды в Рио, пока я вел сам машину, он забрался в кузов соседнего грузовика, чтобы прикурить у шофера. Бесстрашная, благородная натура, настоящий принц! В последний раз мы с ним встретились в кафе «Ла Куполь». Деламар сказал, что собирается сам снять фильм, что будет в нем играть, а меня приглашает своим дублером. Мы ударили по рукам. Но он, увы, вскоре погиб. Как раз тогда, когда решил бросить свою опасную профессию. Мне случалось бывать резким с людьми, но с Деламаром я был неизменно кроток и добр, как мальчик из церковного хора.

В Рио мы вообще в подпитии безбожно бузили, однажды даже стали швырять из окон мебель. Мнушкин умолял нас уняться: «Прекратите, ради Бога, вы разнесете всю гостиницу, а у меня не хватит денег расплатиться». Мы хохмили, как могли: подсыпали в кондиционеры муку, подбрасывали женщинам в номера мышей, а в один прекрасный день заявились в ресторан в чем мать родила. Впереди выступал, облаченный в смокинг на голое тело, де Брока. Но, как оказалось, Мнушкин строг только на первый взгляд. Русский по происхождению, он и сам любил выпить и повеселиться, обожал всякие хохмы. Кончилось все тем, что он, заразившись нашим настроением, сам стал подбрасывать дамам в биде крокодильчиков.

Но однажды Мнушкин во время съемок «Злоключений китайца в Китае» ни с того ни с сего вдруг наорал на группу. Рошфор спросил, с чего ты это? «На всякий случай», – ответил Мнушкин. Оказалось, он просто страдал от похмелья.

Вернувшись со съемок «Злоключений китайца в Китае», я услышал от Годара, что он хочет снять детектив и просит прочитать книгу, по которой будет написан сценарий. Я прочитал, это было «Наваждение» Лайонела Уайта. «Понравилось? – спросил он. – Да, очень. – И отлично. Но снимать мы будем другое». И мы приступили к «Безумцу Пьеро». И я снова увидел прежнего Годара. У него опять не было сценария. Когда мне предстояло разрисовать лицо, он сказал: «Возьми-ка лучше кисти и малюй сам». Можно считать это импровизационной манерой, во что как раз и поверили позднее многие молодые режиссеры. На самом деле он отлично знал, что делает. При нем всегда были его тетрадки. «На последнем дыхании» и «Безумец Пьеро» – два потрясающих подарка актеру. Были у нас и другие планы с Годаром, но они не получили воплощения.

Мы чуть было не сделали «Банду Бонно»[15]. Годар предложил мне эту работу, как раз когда я снимался в «Воре» Луи Малля. «Знаешь, – ответил я ему, – я уже играю в костюмном фильме. Тебя не смущает еще один фильм в том же стиле?» Тот отвечает: «Уж коли ты один раз снялся во фраке, значит, сумеешь снова». Через некоторое время приходит и говорит: «Я раздумал. Ты ведь снимаешься в костюмном фильме». Я же подписал уже контракт с братьями Хаким, и те стали предлагать других режиссеров. Однажды заговорили о Бунюэле. Я воскликнул: «Вот и отлично! Но вы уверены, что он согласится сделать такой фильм?» Те ответили: «Да-да! Никаких проблем! Но вы должны сами попросить его об этом». Кончилось судебным разбирательством. А так как они взяли адвокатом Эдгара Фора[16], который давно не занимался практикой, то он завалил их иск.

В другой раз Годар заговорил со мной о Месрине, я сразу купил права на такой сюжет. Но предупредил его: «Я хочу, чтобы это был фильм в духе Вернея». И вот он начинает мне пояснять: «Есть, мол, актер на роль Месрина, а есть сам Месрин. Он бегает стометровку за 10,2 секунды, а актер – за 11,2 секунды». Я ему в ответ: «Ладно, на этом остановимся, иначе не сдвинемся с места. Спорить нет никакого смысла». Я должен был как раз сниматься у Лабро и Одиара. Месрин находился в тюрьме. Я отправил ему рукопись сценария. Он ответил письмом, в котором говорилось: «Все хорошо, только слово „конец“ не надо ставить, еще не конец». Нам и самим не хотелось кончать картину в тюремной камере. Три месяца спустя он сбежал из тюрьмы Сайте. Причем проделал так, что можно было сойти с ума: в нашем сценарии все выглядело детским лепетом. В конце концов был сделан фильм с Никола Сильбером в роли Месрина.

«Нежный подонок» – мой третий фильм с Жаном Беккером. В 1961 году я снялся в его первой ленте «По имени Рокка», по роману Хосе Джованни, который нас и свел. Кстати, того же героя я сыграл еще раз в 1972 году в «Скумуне» у самого Хосе Джованни. Таким образом я снялся в ремейке[17] по первому фильму. Мы встретились с Жаном Беккером в 1964 году на картине «Свободный выход», съемки которой велись по всей Европе, в Греции, Ливане. На этой картине мой брат Ален дебютировал в качестве продюсера. Я снова работал с Джин Сиберг и стал другом ее мужа Ромена Гари. У того была репутация бабника, но на деле он был обычным интровертом. Он с вожделением поглядывал на наши забавы, не решаясь принимать в них участия. Разумеется, с нами был и Мишель Бон. Он был мне как брат. Мы были знакомы с восемнадцати лет. Наша карьера развивалась как бы параллельно. Он бы вполне мог играть в очередь со мной «Сирано». Бон очень прогрессировал как актер. Бывает так, что у одного актера амплуа появляется в молодые годы, а у другого – много позже. Как у Нуаре, например. В наши молодые годы Бон играл молодых героев, правда, без особой убедительности. В те годы, если я заговаривал о таких актерах с продюсерами для привлечения к съемкам в моих фильмах, было весьма нелегко получить их согласие. Одно то, что я становился просителем, вызывало у них подозрение. Вместо того, чтобы подумать, раз просит Бельмондо, значит, это хороший актер! То же было с Рошфором. Я не стыжусь того, что мне когда-то помог Видаль. Но главное – я никогда не навязывал ничтожеств. Было время, когда меня упрекали за то, что я якобы окружаю себя посредственными актерами. Что боюсь – как бы кто не сыграл лучше меня. Если поищите, обнаружите, таких прекрасных актеров, как Даниель Ивернель, Мишель Буке, Бон, Мариель, Рошфор. Это как в теннисе. Ты куда лучше играешь с сильным партнером. Со слабым противником ты и играешь слабо.