Таинственный Ван Гог. Искусство, безумие и гениальность голландского художника - Костантино д'Орацио
Вот что я услышал из уст одного пожилого арлезианца. Его слова как нельзя лучше дают почувствовать суеверный страх, который испытывали окружающие к Ван Гогу, заставляя тем самым его страдать.
Несколько лет назад Антонен Арто опубликовал эссе, и оно произвело на меня сильное впечатление. В нем автор называет Винсента «самоубийцей, которого убило общество», утверждая, что дядя покончил с собой не потому, что не мог больше выносить груз своего существования, а потому что его подтолкнуло к суициду окружение.
Ван Гог убил себя в порыве безумия, устав от неудач, и произошло это, когда все наконец начало складываться хорошо. И как только он раскрылся в полной мере как художник, общественное сознание решило наказать его за то, что он не такой, как другие.
Мне не совсем ясно, что имеет в виду автор под «общественным сознанием», однако в ходе путешествия я убедился, что Винсент покончил с собой, потому что за недолгую жизнь встретил гораздо больше хулителей, чем ценителей своего творчества. Данное обстоятельство поселило в нем внутренний конфликт, но вместе с тем закалило его характер и дало стимул к совершенствованию собственной живописи, пусть даже развитие было порой бессистемным и лишенным четкой направленности.
Главной ошибкой Ван Гога было то, что в жизни он полагался лишь на одного человека, и им был Тео.
Да, вы не ошиблись, я действительно считаю это ошибкой: дядя никому не доверяет так, как моему отцу. Он делится с ним сомнениями, восторгами, результатами творческих исканий. Винсент не стесняется признаваться Тео в своей неуверенности и ждет от него мудрых и бескорыстных советов, которые непременно пойдут во благо.
Непрекращающийся обмен мнениями спровоцировал развитие взаимной зависимости между братьями, которая сильно влияет на внутреннее состояние обоих.
Иногда в их переписке возникают конфликтные моменты, объясняющие многое.
В 1884 г. напряженность между ними достигла своего пика. Это важный этап их взаимодействия: Тео и Винсент пишут друг другу жесткие слова, демонстрируют взаимную нетерпимость. Переписка в тот период обнажает новые стороны их отношений, которые становятся все более болезненными и тревожными.
Думаю, ты прав, когда говоришь, что мне нужно продолжать совершенствоваться, однако же и тебе стоит проявить больше старания в том, что касается продажи моих работ. За все время ты не продал ни одного моего рисунка — ни за дорого, ни за дешево, — скажу больше, ты даже не пытался. Пойми, не то чтобы я злился на тебя, но нам следует быть честными друг с другом.
Если так будет продолжаться и дальше, я не смогу терпеть. Ты, безусловно, можешь по-прежнему говорить со мной начистоту. Что же до того, что мои рисунки не продаются, то тема стара как мир и я даже не хочу вновь к ней возвращаться. Вместо ответа отправляю тебе новые полотна и продолжу поступать так и дальше, не прося ничего взамен. Однако ж я требую, чтобы ты был откровенен со мной — что крайне важно для меня — и не стеснялся сказать честно, намерен ли ты стараться ради меня или считаешь это ниже своего достоинства.
Порой Винсент даже угрожает брату — поскольку думает, что тот нарочно действует ему во вред.
Что ж, старина, мы оба живем в реальном мире, и если не хотим навредить друг другу, то нам следует говорить открыто. Просто скажи: «Я не готов этим заниматься» — ничего страшного, я не обижусь. Но почему я должен думать, будто ты — всевидящий оракул? Ты утверждаешь, что публике не понравится тот или иной мазок и т. д. Знаешь, даже если и так, у меня складывается ощущение, что факт больше раздражает тебя как торговца картинами, нежели публику, о которой ты говоришь. Я уже не раз замечал: ты сам первый не принимаешь мои работы. Я хочу, чтобы обо мне услышали, Тео, а с тобой я так и остался в той же точке, что и несколько лет назад, когда только начинал. Твои суждения о моих теперешних картинах — «почти то, что нужно, но…» — это ровно то же самое, что ты писал мне, когда я прислал тебе первые брабантские эскизы из Эттена — слово в слово. Повторяю, история продолжается уже давно. Я боюсь, что ты так и будешь всю жизнь говорить мне одно и то же — тогда мне лучше сменить тактику и наладить связи с другими торговцами, чтобы мои работы наконец-то стали продаваться. Я вижу, что они тебе неинтересны. Подобное безразличие с твоей стороны меня очень ранит, и я предвижу, что его последствия будут плачевными […], что в один прекрасный день я совершенно охладею к тебе.
По мнению моей матери, сохранившей в сердце глубокую любовь к отцу даже после его смерти, Тео всегда был очень деликатен и ненавязчив, предлагая покупателям картины и знакомя их с новыми именами художников: он предпочитал дать им возможность самим выбрать то, что нравится, в зависимости от индивидуальных вкусов и предпочтений. Отец был слишком привязан к художественным идеалам прошлого, чтобы восхищаться оригинальностью Ван Гога. Он предпочитает мастеров начала века и активно продает их полотна, восторгается экспериментами импрессионистов, их чувством цвета. Образы же, создаваемые братом, вызывают у него большие сомнения, хоть он и не имеет достаточно смелости, чтобы прямо признать это.
Винсента раздражает нарочитая вежливость Тео, он подозревает, что неуспех во многом связан с тотальным неверием брата в его талант.
У меня такое ощущение, что ты просто не хочешь никому показывать мои работы и на данный момент не собираешься менять позицию по отношению ко мне. Я не стану спорить, прав ты или нет. Ты наверняка возразишь, что у других продавцов мои картины тоже остались бы невостребованными, с той лишь разницей, что ты хоть и не занимаешься активно продажей моих работ, но, во всяком случае,
