Константин Телегин - Войны несчитанные вёрсты

- Он-то, пожалуй, все же понимал, что три "виллиса" в кильватере - это не какие-нибудь походные кухни, иначе и бомбы не стал бы тратить, - присоединился я к мнению В. И. Казакова.

- И все же не рискнул снизиться! - по-своему направил ход наших рассуждений К. К. Рокоссовский, давая всем тоном понять, что поскольку ничего существенного не произошло, то и говорить об этом не стоит.

Заехав по пути на короткое время в 66-ю армию к А. С. Жадову, мы затемно вернулись в Заварыкино.

- В столовой увидимся! - произнес К. К. Рокоссовский, первым покинув тесноватый, особенно для него, кузовок "виллиса" и с наслаждением расправив плечи.

- Уж сегодня-то обязательно и непременно! - ответил я многозначительно, вылезая вслед за командующим на скрипевшую под ногами снежную дорогу. Однако заметив, что тон, которым я произнес эти слова, не Вызвал у К. К. Рокоссовского сколько-нибудь заметной реакции, добавил: - Ведь последний день старого года, Константин Константинович!

- Довоевались! - буркнул В. И. Казаков несколько растерянно. - Ведь это надо - все из головы вон!

- Как думаете, Константин Федорович, кто-нибудь успел распорядиться? озабоченно спросил меня командующий.

- Конечно. Даже елка есть!

- Да она-то откуда в этих краях?

- Александр Александрович Новиков из Москвы в подарок прихватил! - пояснил я с откровенным удовольствием.

Признаюсь, я даже не предполагал, что мое напоминание вызовет такой интерес. Подвижное, выразительное лицо Константина Константиновича засветилось какой-то внутренней радостью, возможно, всплыли воспоминания о новогодних елках других времен...

Накануне к нам по заданию Верховного Главнокомандующего для координации действий военно-воздушных сил южного участка фронта в ходе наступления войск Донского фронта на окруженную группировку противника прибыли командующий авиацией дальнего действия генерал А. Е. Голованов и заместитель народного комиссара обороны СССР по авиации генерал А. А. Новиков. Они-то и доставили из Москвы несколько необычный для степной местности новогодний сувенир.

- Отлично! - произнес К. К. Рокоссовский, все еще разминавший затекшие в длительной скованности плечи. - Все возвращается на круги своя. Словом, до встречи у елочки!

Новый год встречали все в той же столовой. Только теперь у входа красовалась, издавая в тепле смолистый запах, убранная самодельными игрушками елка.

Сели за стол, проводили старый год, подняли первый тост, как в то время было принято, за Сталина, затем за наш народ, за победу!

Может быть, сейчас кому-то покажется малоправдоподобным, но хочу заметить, что в штабе фронта употребление спиртных напитков не то чтобы запрещалось, а. просто не было принято. В обычные дни в столовой не подавалось даже сухое вино, хотя в запасе его было достаточно. А вот за праздничным столом К. К. Рокоссовский пил светлое сухое вино, я предпочел кагор, М. С. Малинин и В. И. Казаков, как я заметил, одну рюмку водки ухитрились разделить на три тоста, С. Ф. Галаджев разбавлял красное вино лимонадом, а Н. Н. Воронов, выпив рюмку коньяку, перешел на нарван.

Я здесь намеренно с подробностями воспроизвел картину нашего праздничного застолья по причине невольного сравнения с некоторыми застольями, в которых, уже после войны, мне по разным официальным поводам довелось принять участив. Меня совершенно искренне потом огорчало состояние отдельных участников подобного рода "мероприятий", садившихся за стол чаще всего по самым возвышенным поводам.

Подогретая необычностью обстановки, за нашим столом текла оживленная беседа. Вполне понятно, что в ней были отражены наши мысли и чувства (а жили мы все ожиданием наступления). Присутствие же командующих артиллерией, авиацией дальнего действия и заместителя наркома по авиации придавало разговору, вопреки сложившейся традиции, характер достаточно деловой.

Немало с того вечера минуло дней и событий, многое стерлось в памяти, да и подробности подчас не имеют решающего значения. Одним словом, я сейчас не берусь с исторической точностью установить, кто первым подал мысль о целесообразности направления Паулюсу ультиматума. Воспользуюсь краткой выдержкой из воспоминаний К. К. Рокоссовского:

"В этом дружеском разговоре как-то был затронут вопрос о том, что история помнит много случаев, когда врагу, попавшему в тяжелое положение, предъявлялся ультиматум о сдаче"{11}.

...На другой день в результате переговоров К. К. Рокоссовского, а затем и Н. Н. Воронова{12} с Москвой идея направления ультиматума окруженным войскам противника была одобрена Ставкой. И далее уже М. С. Малинин, раздобыв бог знает где справочник по международному праву, засел за окончательное доведение текста.

Наконец - это уже примерно 4 января - текст был составлен, вычитан, одобрен всеми нами, а также представителем Ставки генералом Н. Н. Вороновым и в тот же день нарочным отправлен в Москву.

Между тем уже 2 января произошло очередное огорчительное событие, угрожавшее спутать все наши планы, доставившее мне лично немало дополнительных забот. Но предварительно - одно разъяснение.

Обычно в состав руководства фронтом входили два политработника в ранге члена Военного совета. Один из них обычно ведал работой в войсках и оперативными вопросами, а второй курировал тыловые органы. Мне же в тот период довелось совмещать в одном лице все эти функции, что в известной мере поясняет характер моего участия в последующих событиях. А суть их заключалась вот в чем.

По установленному для себя раз и навсегда твердому правилу: если что-то контролировать, то предметно - я сразу, как только определились сроки проведения операции, завел график, в который два раза в день порученец В. С. Алешин заносил полученные из управления тыла и от уполномоченных Военного совета данные о подходе и начале выгрузки на станциях назначения запланированных фронту пополнений.

Некоторое, не очень заметное вначале, но постепенно все более настораживающее расхождение плановых наметок с реальными данными о подходе эшелонов ко 2 января достигло столь ощутимого разрыва, что поело крутого разговора с начальником тыла, пребывавшим до этого в благодушном настроении, пришлось вынести этот вопрос на обсуждение Военного совета. Картина складывалась более чем крайне неутешительная.

Здесь, видимо, уместно напомнить, что утвержденный Ставкой план операции "Кольцо" предусматривал начало наступления 6 января 1943 года.

Согласно расчетам средства боевого обеспечения операции, в первую очередь остро необходимые артиллерийские соединения и части усиления, должны были подойти за несколько дней до наступления, в крайнем случае - в день его начала. Теперь же по самым оптимистическим прогнозам выходило, что значительная часть направленных нам войск и боевой техники прибудет примерно 9 января.