Гельмут Полле - Отец и сын

Последовала реплика Магарила: «Не учите ГЭК! Регламент!» Захаров [проректор, завкафедрой физической химии] с места: «Критика снизу, пусть говорит!»

До этого говорил о тенденциозности подхода, далее рассмотрел дипломы Ивановой и Сушко. На защите Ивановой Магарил утверждал, что фенольная, нитробензольная, фурфурольная очистки масел ничего общего не имеют с комплексообразованием. Вопросы задавались с усмешкой, сопоставлялись цены технологии процесса, которым Иванова и не занималась (Магарил: «Это дороже урана» как будто он знает стоимость урана).

К сожалению, в выступлении чётко не прозвучало, что именно Магарил инициатор тенденциозности. В ответном слове Наровлянский доказывал доброжелательность ГЭК, обвинил меня в инсинуациях, высказал мысль, что в научной среде выступать так, как я, некорректно.

Небольшая реплика. Каждое публичное выступление критического характера даётся мне тяжело, помногу раз «прокручиваются» в голове варианты фраз и обосновывающих аргументов (особенно интенсивно после выступления, ночи напролёт уходят на подбор более сильных выражений, но «поезд-то уже ушёл»). Удачный экспромт бывает очень редко. Не случайно, по-видимому, так популярна поговорка «после драки кулаками не машут».

Продолжение дневниковой записи в этот день (22.06.77 г.) носит чисто семейный характер, привожу как важное в понимании последующих событий.

Дома положение обстоит очень скверно. 1 июня дети уехали с папой в Талды-Курган. С Ниной практически не разговариваем. У неё всё больше заметен комплекс «центрипупизма». Всем в моём поведении недовольна. На любое моё мнение высказывает противоположное. В результате, не вступая в пререкания, приходится отмалчиваться. Надоела такая жизнь окончательно.

В памяти одно из светлых пятен (июнь 1977 г.). Нина вместе с Леной Кучерюк демонстративно, вопреки моему желанию и с непонятными целями (домыслы приводить не буду), уехала в Киев. В квартире один, ночи почти не спал. Вдруг, под утро, в 4.30 телефонный звонок. Девичий голос желает добра… Оказалось, группа выпускниц школы после бала крутила диск телефона-автомата, каждая свою цифру. В ходе дружелюбного разговора пытались выяснить номер телефона или хотя бы, в каком районе этот телефон. Конечно, ничего им не сказал, пожелал успеха в будущей жизни. Вроде бы, мелкий факт, в дневник не попал, но приятно до сих пор. Солнечный лучик!

В начале июля прилетел в Красноярск для организации практики студентов на заводе синтетического каучука. 7 июля (день Ивана Купалы) встречал студенток на железнодорожном вокзале и пока на перекладных добирались до заводского общежития все девушки были совсем мокрые, даже перестали реагировать на веселящуюся молодёжь с вёдрами.

Всех распределил по цехам и осталось 15 дней безделья. Жил в двухместном номере дряненькой гостиницы автовокзала в центре Красноярска, студенты в общежитии на промышленной окраине.

Позвонил в Томск Гетманцеву, договорился о встрече 18 июля. Телефонный разговор вышел сухой, ведь он приглашал приехать ещё в ноябре 1976 г.

Гетманцев представил меня главному инженеру Владимиру Матвеевичу Набоких, тот как-то суетился, так как получил задачу убедить меня перейти на химкомбинат. Обещали 4-х-комнатную квартиру, через год работы оформить полугодовую стажировку в Италию. Решается вопрос об опытном заводе, появляется перспектива роста. Показали строительную площадку, разрабатывается огромная площадь за речкой Киргизкой, где мы студентами когда-то купались. Осмотрели почти законченный 9-этажный дом, в котором мне должны выделить квартиру.

Обещал дать окончательный ответ 1 сентября. Сразу началась головная боль: что делать? Всё-таки это полная перемена деятельности. С другой стороны, второго такого случая может и не быть.

О Красноярске. Красивый город вдоль Енисея, основная промзона с правой стороны и обслуживается самым «рабочим транспортом» трамваем, на левой стороне троллейбус. С левой стороны Енисея отличная набережная, не хуже, чем где-нибудь на Чёрном море. Отличный центральный парк культуры. Летняя зона отдыха спланирована на одном из островов посредине Енисея, напротив центра города. В 45 минутах на «Ракете» расположен Дивногорск, выше Красноярская ГЭС и море с тёплой водой. Незабываемое место Красноярские «столбы», груды камней, некоторые высотой в 95-105 м. В выходные дни много желающих полазить, причём все местные «идут на штурм» в подвязанных галошах. Самые сложные маршруты оказались для нас недоступными. Имеется канатная дорога, сверху виден весь Красноярск, огромная разница в загазованности правого и левого берега. Организовал экскурсии и сам с интересом осмотрел комбинат химических волокон, городские очистные сооружения (пропускная способность 250 тысяч куб. м стоков в сутки). С интересом побывал на чемпионате СССР по вольной борьбе. Красивое зрелище. Очень близко рассмотрел олимпийских чемпионов Дмитриева, Пинигина, Ярыгина, Тедиашвили, Андиева, Али Алиева…

В конце июля, приехав с практики, подал заявление об отпуске, получил отпускные, а затем подал заявление об увольнении. Несколько дней Копылов не подписывал, я отказался идти на встречу с ним (свинья!), приписал к заявлению, что квартира будет оставлена при увольнении жены. Получил трудовую книжку, поехал в Талды-Курган, забрал ребят, привёз в Тюмень, а 3 сентября выехал в Томск.

Томск (1977–1996)

5 сентября 1977 г. появился в Томске. Сложность описания нового Томского периода жизни заключается в следующем.

Полгода назад закончена объёмная книга «Томский нефтехимический комбинат. Хроника.» с подзаголовком «Субъективные заметки директора научно-исследовательского центра». [Сокращёно «Хроника ТНХК»]. Томский период жизни автора трудно понять, не прочитав «Хронику ТНХК», подробно излагающую производственную деятельность, многочисленные командировки, контакты с «сильными мира сего», участие в крупных переговорах с инофирмами, обилие публичных выступлений в самых разных аудиториях, чтение лекций (в т. ч. «труд руководителя»…), награждения Премией Совмина СССР, званием «Почётный химик», множество примеров других поощрений и… наказаний. Не хочу повторяться и в настоящем повествовании вынужден касаться только личной жизни. Более или менее полную картину жизненной траектории автора можно представить только при знакомстве с обеими книгами.

Итак, через 13 лет жизни и работы в Барнауле и Тюмени я вновь в Томске. Назначен начальником центральной заводской лаборатории строящегося химкомбината с приличным (после двухмесячной заминки) по тем временам окладом 340 рублей. Использовал каждую возможность, чтобы попасть в Тюмень (1–2 октября после командировки в Ростов, 1 декабря после длительных командировок в Гурьев и Ленинград). О последнем посещении Тюмени лучше процитировать дневник.