Роберт Лейси - Княгиня грез. История голливудской актрисы, взошедшей на трон

Подобное уважительное отношение к звездам во многом зависело от них самих, от того, насколько сами они старались соблюсти приличия. У игры имелись твердо установленные правила. Если вы не желали упасть лицом в грязь, то это в первую очередь зависело от вас самих. Тех, кто считал себя выше условностей и предрассудков, подчас ждала суровая кара. Чарли Чаплин и Ингрид Бергман — каждый по-своему — попробовали посмеяться над тем, что способствовало их возвращению в кинобизнес, и каждый поплатился за свое легкомыслие.

«Не обольщайся, — писал Уолтер Вангер в телеграмме Ингрид Бергман, которая в 1949 году с вызовом выставляла напоказ свою внебрачную беременность, — полагая, будто то, чем ты сейчас похваляешься действительно представляет из себя подвиг или нечто неординарное, чтобы служить оправданием тому, что о тебе думают простые люди».

Грейс в своих отношениях с Реем Милландом ходила по краю все той же пропасти. Одно дело — ни к чему не обязывающий романчик в свободное от съемок время, но откровенные отношения, приведшие к краху другой семьи и брака, которые на протяжении многих лет были канонизированы пресс-релизами студии, — совершенно иное. Грейс плыла по течению. Ее отношения с молодым шахом и Кларком Гейблом не ускользнули от внимания прессы. Ее последние эскапады бросились в глаза не одному только Альфреду Хичкоку.

«Грейс Келли, главная героиня, и Фредерик Нот, автор сценария, даже после съемок ходят взявшись за руки», — докладывал Сидни Скольски в газете «Нью-Йорк Пост» от 8 сентября 1953 года.

Теперь напечатанная в «Строго конфиденциально» история о романе Грейс и Рея Милланда могла только ускорить полное их разоблачение.

Для девушки, озабоченной тем, чтобы всегда выглядеть респектабельно, Грейс Келли в частной жизни позволяла себе редкостное безрассудство. Когда дело доходило до секса, в ней просыпалось нечто от отцовского авантюризма и она безоглядно отдавалась физическому и эмоциональному влечению, представлявшему собой полное противоречие тем моральным и религиозным принципам, которым она искренне старалась следовать. Расстаться с девственностью «при помощи» мужа подруги, встретиться в лифте с мужчиной и в ту же ночь оказаться с ним в одной постели — это, а также ряд других эпизодов из ее жизни, наталкивало на мысль о полном отсутствии у нее моральных принципов.

Как только Грейс рискнула сбросить с себя крепкие путы католической этики, она тотчас пустилась во все тяжкие. Создавалось впечатление, будто она нарочно вела себя так, чтобы родителям приходилось бы время от времени бросать все силы на ее спасение.

Что касается отца, то роман Грейс с Милландом лишь подтвердил худшие опасения Джека Келли в отношении Голливуда, а кроме того, он имел возможность еще раз убедиться, что кое-что понимает в характере своей импульсивной дочери. Предвидя нечто подобнее, Джек Келли заранее переговорил со Скупом Конланом, своим старым приятелем и профессиональным газетчиком, чтобы тот «приглядывал за Грейс». Когда новость из «Строго конфиденциально» достигла Филадельфии, миссис Келли в очередной раз вылетела с чрезвычайной миссией по спасению дочери, прихватив с собой публициста.

«Она и Скуп сели и принялись убеждать Грейс, — вспоминал позднее Джек Келли. — Как ни странно, она их выслушала».

Готовая пойти на попятную, как и всякий раз, когда наталкивалась на непреклонную родительскую волю, Грейс пообещала больше не встречаться с Реем Милландом.

«В нашей семье развод считался неслыханным делом, — вспоминает Лизанна. — Встречаться с женатым или разведенным мужчиной — об этом не могло быть и речи».

Если верить сестре Грейс Пегги, то отец строго-настрого приказал дочери после съемок у Хичкока немедленно покинуть Голливуд. Джек Келли желал, чтобы Грейс поскорее вернулась на Восточное побережье. По его мнению, ей следовало подыскать себе стабильную работу в Нью-Йорке.

Если верить Скип Хэтуэй, Мэл Милланд решила, что ей пора приструнить мужа. Наконец она нашла в себе мужество и заявила ему:

— Убирайся! У меня есть все ее письма! Я подам в суд на вас обоих.

Рей буквально приполз к ней на коленях.

— Я бы ни за что не приняла его назад, как Мэл.

Мэл Милланд призналась друзьям, что те несколько недель, когда ее супруг увлекался Грейс Келли, стали для нее самым тяжким и горьким испытанием за всю ее жизнь. Но и Грейс тоже тяжело переживала Последствия скандала.

«С моей стороны это было ужасной ошибкой», — призналась она позднее Джуди Кантер, супруге своего агента.

«Я действительно полагала, что их брак распался, — рассказывала Грейс много лет спустя писательнице Гвен Робинс. — Рей сам мне об этом сказал. Откуда мне было знать, что у него много подобных увлечений и что я всего лишь одна из многих?!».

Итак, Грейс Келли в возрасте почти двадцати четырех лет позволила сделать из себя игрушку в руках донжуана, который, к тому же, был под каблуком у супруги. Она оказалась на волосок от того, чтобы напрочь загубить свою репутацию, и снова, уже в который раз, родители бросились спасать ее. Как только съемки фильма закончились, Грейс словно ветром сдуло из Голливуда.

«Временами мне кажется, что я просто ненавижу Голливуд», — сказала она.

Вернувшись в Нью-Йорк, Грейс последовала отцовскому совету. В тот момент Джин Дальримпл удалось осуществить свою давнишнюю мечту — добиться постановки «Сирано де Бержерака» в театре «Сити-Сентер». Хосе Феррер дал согласие снова сыграть Сирано в знаменитой бродвейской трактовке.

Грейс же подворачивалась идеальная возможность реализовать себя, сыграв главную героиню в классической постановке одного из нью-йоркских театров. Однако Феррер не разделял оптимизма Дальримпл насчет Грейс. Актер сомневался, что из мисс Келли получится хорошая Роксана.

— Она ведь не профессионалка, — отмахнулся он.

Дальримпл стоило немалых трудов уговорить актера позволить Грейс по крайней мере начать готовить роль. Затем Дальримпл уговорила Мела Феррерй (однофамильца актера) натаскать Грейс перед прослушиванием. Мел Феррер был режиссером оригинальной бродвейской постановки «Сирано», в которой играл Хосе Феррер, и Грейс в течение недели готовила роль под его руководством.

«Она показала, на что способна, — вспоминает Джин Дальримпл. — Затем в день прослушивания мы с Хосе сидели в театре, и вдруг выходит Мел и говорит: «Я вынужден вас огорчить: мисс Келл сегодня не в голосе, у нее сильная простуда». Хосе фыркнул: «Тоже мне, актриса!» Я же сказала: «Ну, пожалуйста, сегодня, вы же обещали». И тогда вышла Грейс. Мы сидели в первом ряду партера и не могли разобрать ни единого слова. Хосе сказал: «Может, мы сели слишком близко?» Как я понимаю, он хотел помочь ей. Мы пересели назад, отчего стало слышно еще хуже. Бедняжка Грейс! Она так разнервничалась впридачу к своей простуде, что действительно не могла говорить. Все это, право, было неловко, ужасно грустно и одновременно комично…»