Павел Войнович - Воин под Андреевским флагом

31 августа 1813 года штабс-капитан Владимир Маркович Войнович умер от ран, полученных под Кульмом, в Богемии, в сражении объединенных австро-прусско-российских войск с французским корпусом генерала Вандама – тогда было убито 27 тысяч человек, из них 7 тысяч русских. Его имя выбито золотом на 8-й стене храма Христа Спасителя в Москве.

«После смерти Ф.Ф. Мекензи командующим Севастопольской эскадрой в 1785 г. стал граф М.И. Войнович… Это был на редкость безвольный, ленивый и безынициативный человек и бездарный командующий, который больше заботился о своем благополучии, чем о флоте», – пишет некто В.А. Золотарев, – не ссылаясь, конечно, ни на какие документы и свидетельства. Примечательно, что помимо огульных ругательств у этих писак наблюдаются многочисленные огрехи в исторических данных: например, контр-адмирал Мекензи умер в 1786 году, а не в 1785-м. Но что им за дело до таких мелочей? Бумага все выдержит!

А вот пассаж некоего И.И. Фирсова, написавшего роман с чудаковатым названием «Спиридов был – Нептун» (цитируя Державина): «Осенью корабли эскадры салютовали первенцу херсонских верфей, семидесятипушечному кораблю «Слава Екатерины» под командой капитана первого ранга Марка Войновича. Три года назад на Каспии Потемкин вызволил его из персидского плена, куда он попал из-за своей трусливости и любви к авантюре. Лучшего командира под рукой у князя не было, и Войновича определили на «Славу Екатерины». Занимает вот что: могут ли сочетаться в одном человеке трусливость и любовь к авантюре? И все-таки, как ни крути, «лучшего командира не было»!!!

М.Т. Петров пишет: «В Херсоне Войновичу была предоставлена честь возглавить команду первого черноморского линейного корабля «Слава Екатерины», вооруженного семьюдесятью четырьмя пушками. После спуска первенца на воду и торжеств, связанных с этим событием, граф устроил званый обед, на который в числе других старших офицеров получил приглашение и Ушаков. После первых же бокалов Войнович расхвастался, стал рассказывать о своих сомнительных заслугах, о том, как в Синопской баталии потопил турецкий корабль. Ушаков терпеть не мог хвастовства, не переносил, когда, желая себя возвеличить, приписывали себе то, чего не делали. А то, что Войнович рассказывал небылицы, сомнений не вызывало. Ушаков хорошо изучил историю Синопского сражения и знал, что фрегат «Слава», которым командовал Войнович, не потопил даже неприятельской лодки». Вот интересно, зачем это герою Патрасского сражения графу Войновичу хвастаться перед Ушаковым, в первой турецкой войне участия не принимавшим, – да еще каким-то Синопским сражением, которого в ХVIII веке просто не было?! Это уж точно, небылицы! (Хотя «историк» М.Т. Петров, а вместе с ним и Ушаков изучили историю Синопского сражения хорошо!!!) Да у Георгиевского кавалера графа Марко Ивановича Войновича реальных сражений было предостаточно!

Эти заказные писатели иногда и Ушакова представляют в весьма странном свете. Тот же Петров: «Длительное ожидание начало уже раздражать его, когда дверь наконец распахнулась и из кабинета показался Войнович – в адмиральском мундире, при орденах. Увидев его, Ушаков невольно поднялся. Войнович принял это за приветственный жест и поклонился:

– Рад вас видеть, Федор Федорович, в полном здравии.

– Благодарствую. Я тоже вам рад, – ответил Ушаков и тут же покраснел, как краснеют люди, уловившие себя на лжи. – Прошу извинить.

С этими словами он нырнул за спину графа с торопливостью, не делающей чести его сану, рванул на себя дверь в кабинет и тотчас захлопнул ее за собой. Войнович выразил на лице крайнее удивление (мы бы тоже удивились. – П.В.), обратившись к секретарю за сочувствием:

– Как сие находите?»

Автор М.Т. Петров подчеркивает незнание Ушаковым иностранных языков:

«Ушаков не заметил, как к нему подошел граф.

– Скучаете по морю?

– Я люблю море, – просто сказал Ушаков.

– О да, море не то что Днепр. – Войнович неожиданно перешел на французский язык и начал что-то объяснять, делая руками округлые жесты и водя по сторонам черными глазами. Ушаков переминался с ноги на ногу, ожидая, когда тот кончит.

– Простите, я говорю только по-русски, – сказал он, когда граф, наконец, умолк.

– Как?! – изумился граф. – Вы же дворянин!

– Я говорю только по-русски, – с холодной выдержкой повторил Ушаков».

Итак, согласно Петрову, Федор Ушаков говорил только по-русски. А вот что пишет на этот счет доктор истории Валерий Ганичев: «…Отбирали в эту экспедицию тщательно. Федор Ушаков попросился первым: английский он знал, с французским управлялся, а итальянский, который обязали выучить, обещал познать по месту прибытия». Так кому же верить, дорогой читатель? Я не верю обоим…

Нельзя не отметить в этой длинной череде псевдоисториков и Льва Полонского из Баку, написавшего роман с поистине знаменательным названием «Чертово городище». Вот что он поведал нам о Войновиче:

«Удивительная карьера Войновича была, в общем, обычной для екатерининского века. Далматинец из Дубровника, он воспитывался в семье гордого, но обедневшего патриция. Юношей уехал Марко в чужие края. Выросший на берегу Адриатики, он с детства привык к морю и ловко управлял парусами. Его приняли на венецианскую службу. Хозяин купеческой барки был доволен Марком, обещал со временем вывести в капитаны. Но Войнович был горяч, в страстях необуздан и вскоре стал виновником кровавой драмы. Венецианский суд приговорил его к смертной казни через повешение. Марко с улыбкой выслушал приговор, послав женщинам, сидевшим в зале, воздушный поцелуй. А на рассвете вместе с арестантом-единоземцем бежал из тюрьмы. Обманув погоню, они очутились на одном из островов Мраморного моря, где стояла русская эскадра».

Откуда только Полонский взял эти глупости? Из своей головы, наверное. Что это за кровавая драма приключилась в Венеции? – Вслед за Полонским ахинею о повешении подхватывает доктор географических наук и академик И.С. Зонн в неряшливо составленной «Каспийской энциклопедии» (Москва, 2004 г.). И никакая русская эскадра в 1770 году (и никогда вообще) в Мраморном море, то есть фактически на рейде Константинополя, не стояла!

«Ушаков с лицами дипломатическими общаться умел, но перед титулом слегка робел. Не перед пулей, не перед противником, а перед громким словом: князь, граф, барон», – пишет панегирист Ганичев (правда, что-то не похоже на панегирик).