Иван Беляев - Где вера и любовь не продаются. Мемуары генерала Беляева

– Не уходи, Дуська мой, я хочу рассказать тебе, что я видела во сне. Я видела, что сижу на той скамеечке, что ближе всех к домику Петра Великого, на вершине Дудергофа. Вдруг ко мне подходит твоя Маруся, такая светлая и радостная, обнимает меня и говорит: «Ну вот, я отдаю тебе моего Заиньку!.. Береги его…» И я проснулась.

– Но как же ты узнала ее? Ведь ты ее никогда не видела!

– Нет, нет, мы были знакомы; когда я гуляла с Гугочкой перед его отъездом на войну, я часто встречала ее. Она жила на шоссе на даче Иголкина и, когда я проходила, всегда говорила мне что-то приятное. Однажды она сказала мне, что она безумно счастлива, что у нее такой чудный жених офицер.

Шел дождь, и я дала ей зонтик, чтоб добраться к себе.

– Так это про тебя она все мне рассказывала? Ведь она мне показывала твой зонтик и сказала, что ей одолжила это «одна чудная дамочка» и что она желала бы, чтоб я представил тебя ей… Но почему же ты раньше ничего не говорила мне об этом?

– Я видела, что с переездом в Дудергоф на тебя вновь нахлынули воспоминания, и не хотела волновать тебя. Но теперь ты должен успокоиться. Она сама соединила нас своей любовью.

Скамейка под домом Петра Великого была та самая, на которой впервые сидели мы с Марусей в наше первое свидание.

– Видишь, как все чудесно! Мы самим Богом предназначены друг для друга… Ну, а теперь ступайте, – добавила она, улыбаясь, – можете ехать в Петербург, но помните: на ходу с трамваев не прыгать, на барышень не засматриваться и не забывать вашей Альки!

Так вот что значат товарищи и дружба! Вот к чему приводит незапятнанная, безукоризненная служба, покрывшая блеском родную часть, ставшую недосягаемым образцом для других: без минутного колебания бросавшуюся на спасение попавшего в мышеловку монарха, на выручку охваченной пугачевщиной крепости, щита столицы!

Среди недавно попавших к нам офицеров нашелся один, который, болтаясь среди гуляющей по Дудергофу толпы, наткнулся на сведения о семье, в которой провела детство моя Аля.

Его не затронуло то, что Долгорукие и Татищевы доискивались ее руки, что ее сердце не тронулось ни блеском короны наследника сиамского престола, ни бриллиантами, ни золотом и что она отдала его простому офицеру, которого полюбила с первого взгляда, которого ждала, как обещанного ей Богом спутника всей жизни.

Ему нужно было докопаться, что когда-то, в минуту полного отчаяния, потеряв все нажитое богатство вследствие временного банкротства отечества, вызванного войной, проигранной малодушием выродившейся интеллигенции, глава этой семьи был вынужден схватиться за первое, что попалось ему под руку, и стоять за прилавком своего буфета…

Когда мне бросили это в лицо те самые, которые годами жили в обществе случайных подруг, отдавались за деньги, не брезгали чужими женами, я предложил поединок неизвестному доносчику. И когда мне было отказано в его имени, снял мундир, предпочитая любовь верной жены фальшивой дружбе.

Когда я сошел с крыльца и сел на коня, в соседнем полку раздались звуки марша – это было мне прощальным приветствием.

– Прощай, мой верный товарищ, – говорил я, в последний раз трепля по шее моего неразлучного друга. – Прощайте и вы, дорогие! Передай им, – сказал я ординарцу, – мой последний горячий привет. Они уже не увидят меня более!

– Мы давно знали все, – отвечал мой вестовой, – это все из-за нас!

– Алечка! Под нашими ногами раскрылась пропасть!.. Но Господь нас не оставит. Мое имя блеснет еще раз среди тех, кто никогда более не удостоится моего рукопожатия!

Узнав от Сережи о происшедшем, Великий князь Сергей Михайлович вызвал меня к себе.

– Я беру вас в свое управление. Но не волнуйтесь. Вы будете командированы в Артиллерийскую школу, и затем я дам вам лю бую батарею. Я знаю, вы отличный работник, вы везде найдете себе будущее!

Перелом

По возвращении с Кавказа мы сняли прелестную квартиру в пять комнат на Заротной улице, в самом центре моих родных. Обставили ее очень уютно и радовались на свое счастье. Так как у нас оставалась еще одна, совершенно лишняя комната, в ней поселилась, по особой рекомендации, мадемуазель Мачинская, серьезная девушка, кончавшая инженерные курсы. Она нам нисколько не мешала, работала целый день дома или на курсах и придавала семейный уют. Достали хорошую прислугу и завели чудного породистого фокса, оживлявшего квартиру в мое отсутствие. Когда я возвращался домой, я всегда приходил в восторг при виде моей Али, в своем легком платье сидевшей на низком диванчике зеленого гарнитура с беленькой собачкой у ног. Вечера мы почти постоянно проводили у Мишуши, в доме Гарновского, где, кроме его семьи, жила сестра Махочка с дочерью. Иногда ездили к тете Аде, к другим братьям или к папе. Но насколько папа очаровал мою Алю, настолько мачеха сразу же заставила ее насторожиться.

В первое же свидание она задержала Алю у себя в спальне и долго с ней разговаривала. От нее Аля вышла расстроенная, сразу собралась домой и, когда мы очутились на улице, резко обернулась ко мне:

– Может быть, и вы такого же мнения?

– Какого?

– Как ваша мачеха?

– Не думаю! Ведь ты уже давно могла заметить, что все мы относимся к ней более чем сдержанно. В семье нашей мамы всегда господствовали особые взгляды.

– Ну хорошо… Знаешь, о чем она мне говорила? Она начала внушать мне, что жена бедного офицера и сама должна уметь подработать себе на тряпки и на другие вещички, а не висеть на шее мужа и его родных. И, если понадобится, посодействовать его карьере, суметь завести отношения с его начальством и обеспечить ему будущее.

– Какая низость! Аля моя, неужели ты могла думать, что я придерживаюсь подобных воззрений?

– Я и не думала… Но меня взорвали ее слова. Разве в вашем доме говорилось что-либо подобное?

– Никогда! Но и все мы, дети нашей мамы, глубоко презираем эти взгляды и держим себя корректно с мачехой только ради папы.

– Ну, тогда я уже тебе во всем признаюсь: я была в Перинной линии, разглядывала новости, вдруг слышу за спиной мою фамилию. Я насторожилась.

– Вы говорите, младший сын Тимофея Михайловича? Этого не может быть! И сам он, и все его сыновья – краса и гордость гвардейской артиллерии, а младший – я знаю его кадетом – это эмблема чести. Я не знаю, кто с ним сравнится в благородстве души.

– Но все говорят об этом браке… Он только что женился в самой романтической обстановке, и у нее нет никаких средств. Вот они и придумали эту лотерею.

– Но я ручаюсь вам, что он не такой человек. Ни сам не пойдет на аферы и не допустит, чтоб его жена подпадала под чье-либо влияние. Это – принц. У Тимофея Михайловича есть дети от второго брака, быть может, кто-нибудь из них и пошел по следам матери».