Морис Менлельсон - Марк Твен

Твэн знал все законы своей профессии. Он умел подготовить смешной, неожиданный конец рассказа, выдержать строгое выражение лица на всем протяжении длинного предисловия к смешному заключительному аккорду.

По этому принципу Твэн построил, например, свою послеобеденную речь, начинавшуюся словами: «История повторяется». Произошло удивительное совпадение: сегодня все напоминает Твэну одно событие из его прошлого. Случилось, что Твэн с приятелем никак не могли достать билеты на поезд. Внезапно кондуктор узнал Твэна и предоставил ему отдельное купе. Однако он принял Твэна за…генерала Маклеллана. «И вот тут-то, — заключил Твэн свою речь, — появилось то чудесное совпадение, о котором я говорил в самом начале. Услышав, за кого меня приняли, я потерял дар слова, и это то состояние, в котором я нахожусь и теперь. Понятно?»

Твэну не чужд юмор рассказов о том, как, целя в мышь, он «попадал одним ботинком в приятеля, а другим в зеркало», есть у него немало рассказов поверхностных, зубоскальских.

Но характерен для более позднего Твэна юмор мягкий, рождающийся из тонкой наблюдательности. С подлинной веселостью Твэн описывает, какие блестящие возможности плеваться на новый лад открылись перед Томом Сойером, когда ему вырвали зуб, или сцену появления пуделя в церкви — в той же книге «Том Сойер».

Ярким образцом твэновского юмора, тонкого, наблюдательного и вместе с тем специфически «западного», является сцена с гробовщиком в «Гекльберри Финне»:

«Когда помещение было полным-полно, гробовщик, в своих черных перчатках, мягко и осторожно пробрался кругом, провел последние штрихи, устраивая всех поудобнее, беззвучно, как кошка. Он не говорил ни слова; он передвигал людей, втискивал опоздавших, расчищал дорогу и делал все это лишь кивками и движеньем руки. Потом он занял место у стены. Он был самый мягкий, скользкий, вкрадчивый человек, какого я когда-либо видел, и улыбался он так же мало, как, скажем, окорок.

Они взяли напрокат гармониум, но только расклеившийся; когда все было готово, одна молодая женщина села и стала его обрабатывать, и он скрипел и стонал, точно у него были схватки, и все подхватили и запели, и, по-моему, единственный, кому было хорошо, был Питер. Потом преподобный Хабсон принялся за дело, медленно и торжественно, и начал говорить, но в этот самый миг из погреба донесся страшный лай — там была всего одна собака, но она подняла отчаянную суматоху, я это продолжалось довольно долгое время; священнику оставалось стоять у гроба и ждать, — не слышно было даже собственных мыслей. Получилось ужасно неловко, и все прямо не знали, что делать. Но сейчас же этот длинноногий гробовщик делает священнику знак, как бы говоря: «Не беспокойтесь — положитесь на меня». Потом он нагнулся и стал скользить вдоль стены, и только его плечи торчали над головами.

Так он скользил, а шум и гам становились все более невыносимыми; наконец, пройдя вдоль двух стен комнаты, он скрылся в погребе. Потом через несколько секунд мы услышали удар, и собака закончила свой концерт каким-то необыкновенным воем, а затем наступила мертвая тишина, и священник начал свою торжественную речь с того самого места, где остановился. Через минуту-другую спина и плечи гробовщика снова заскользили вдоль стены; и так он скользил и скользил вдоль трех стен комнаты, а потом выпрямился, приставил руки ко рту, вытянул шею к священнику через головы собравшихся и говорит каким-то хриплым шопо-том: «Она поймала крысу!» Потом он опустился и опять, проскользнул вдоль стены на свое место. Видно было, что все вполне удовлетворены, потому что, конечно, им хотелось знать, в чем дело. Вот такая мелочь ничего не стоит, а между тем как раз за такие мелочи человека уважают и любят. Этот гробовщик был самым популярным человеком в городе».

Президент Линкольн, связанный тесными узами с жизнью западных фермерских поселений, любил американский юмор. Выступая против войны за захват мексиканских земель, Линкольн упомянул об иллинойсском фермере, который любил говорить про себя: «Я не жаден, я хочу только ту землю, которая примыкает к моей». Эта острота вполне в твэновском духе. В период, когда был написан «Гекльберри Финн», все большую роль в юморе Твэна начинает играть психологическая окраска характеров.

И Гек и Джим в «Гекльберри Финне» переживают много тяжелого, подчас положение становится просто трагическим, но Твэн смягчает его, обращая внимание «е только на трагическую, но и на смешную сторону события, подчеркивая наивное сознание героев.

В «Геке Финне» юмор часто появляется в виде вставных анекдотов, побасенок. Таков, например, рассказ Джима о том, как он был богат и как прогорел:

«— А у тебя, Джим, руки и грудь волосатые?

— Чего спрашиваешь? Разве не видишь, что да?

— Ну, а ты богат?

— Нет, но я раз был богат и еще разбогатею. У меня было раз четырнадцать долларов, но я пустился в спекуляцию и прогорел.

— А чем ты спекулировал, Джим?

— Ну, сначала я накупил товару.

— Какого товару?

— Ну, скота, понимаешь. Я вложил десять долларов в корову. Но я больше не буду рисковать деньгами на товаре. Корова околела у меня на руках.

— И ты потерял десять долларов?

— Нет, я потерял не все. Я потерял только около девяти долларов. Я продал шкуру и хвост за доллар и десять центов.

— Значит, у тебя осталось пять долларов и десять центов. Ну, а еще ты спекулировал?

— Да. Знаешь одноногого негра, который принадлежал старому мистеру Брэндишу? Ну, вот он устроил банк и сказал, что кто вложит доллар, получит в конце года еще четыре доллара. Ну, все негры сбежались, но ей у кого не было много денег. Только у меня было много. И я стал требовать больше, чем четыре доллара, и сказал, что если не получу больше, то сам устрою банк. Ну, понятно, что негр не хотел пускать меня в дело, потому что, говорит, для двух банков дела недостаточно; он сказал, чтобы я вложил свои пять долларов, а он отдаст мне в конце года тридцать пять.

Я так и сделал. А потом я решил, сейчас же вложу эти тридцать пять долларов, и дело пойдет. Там был негр по имени Боб, и он выловил плот, а его хозяин не знал про это: и я купил у него плот и сказал, что он получит эти тридцать пять долларов в конце года; но кто-то украл плот в ту же ночь, а на следующий день одноногий сказал, что банк лопнул. И никто из нас не получил денег».

Теснейшая связь этого рассказа Джима с европейскими народными сказками не требует доказательств.

Противопоставляя американский, по его терминологии, юмористический рассказ европейским «комическим» или «остроумным» рассказам, Твэн писал, что юмористический рассказ можно рассказывать очень долго и уходить от темы сколько угодно, а комические и остроумные рассказы должны быть коротки и метки… «Юмористический рассказ передают со всей серьезностью. Рассказчик всячески скрывает, что ему в какой-либо мере рассказ кажется смешным». Образцом такого рассказа была «Лягушка».