Тур Буманн-Ларсен - Амундсен

Сразу по возвращении в Норвегию Леон связывается с министром иностранных дел Юханнесом Иргенсом: «Он остался весьма доволен моим рассказом про Ш. Сам И. как раз едет в Англию, где будет представлять нашего короля во время коронации, и хочет пригласить Ш. на обед для беседы с ним». (Под коронацией имеется в виду вступление на престол брата норвежской королевы Мод Георга V, унаследовавшего английский трон после смерти Эдуарда VII.) Таким образом, Леону удалось наладить весьма щекотливый в дипломатическом отношении контакт между норвежским министром иностранных дел и английским героем сэром Эрнестом Шеклтоном. На всякий случай не мешало бы наградить того орденом: «…дабы окончательно заручиться поддержкой Ш.».

Едва ли Руал Амундсен взвесил международные последствия вызова, брошенного им английскому морскому офицеру. Заботиться о том, чтобы состязание не нанесло ущерб отношениям между великими державами, пришлось политикам. Как-никак, речь шла о покорении целого материка, седьмой части света.

Что касается остальных членов Королевского географического общества, они отнеслись к Амундсенову изменению планов со смешанными чувствами. «…Маркем настроен крайне отрицательно (но его считают пустозвоном), Скотт-Келти чуть ли не в нервическом припадке (Ш. не советовал мне заезжать к нему), зато президент общества вполне доволен и рассуждает: "Let the best man win"[76]». В целом поездка еще более укрепила Леона в мысли о «необычайности» такого предприятия, как поход к Южному полюсу: «Поскольку речь идет о двух экспедициях, возникает слишком много альтернатив. Например, первой доберется до полюса либо одна, либо другая… или одна достигнет цели, а вторая нет… или это не удастся ни той ни другой… так что должен сказать, предприятие настолько усложнилось, что в нем едва ли кто-нибудь разберется, пусть даже примерно».

Глава 14

ДЕНЕЖНЫЙ ТУЗ

Весной 1911 года самую животрепещущую проблему для управделами представляет собой «Фрам». Покинув Китовую бухту, корабль прибывает в столицу Аргентины, откуда, согласно планам, должен отправиться в океанографическую экспедицию по южной Атлантике. Собственно говоря, подобное использование полярного судна в научных целях не имеет ничего общего с походом к Южному полюсу. Экспедиция предпринимается исключительно в виде алиби и чтобы задобрить обитателя люсакерской башни.

Что задание не числилось среди приоритетных у руководства экспедицией, подтверждается письмом от 9 мая, направленным лейтенантом Нильсеном Леону Амундсену: «Когда мы прощались с начальником, он сказал, что к нашему приходу в Буэнос-Айрес там все будет готово, а дел тут намечалось невпроворот, как с кораблем, так и всяких прочих. Сразу по прибытии я посетил норвежского посланника и дона Педро Кристбферсена, которые прежде всего спросили, есть у меня письмо от начальника, чего я им предъявить не мог. Ни тот ни другой не дали ни гроша, и, чтобы заплатить за ночевку в гостинице, мне пришлось разжиться деньгами у норвежского торговца провиантом». Капитан «Фрама» оказался в незавидном положении: у него не было средств ни на жалованье команде, ни на уплату портовых сборов, ни на закупку провизии, которой оставалось на борту всего десять ящиков.

За какую-нибудь неделю до выхода из Кристиансанна Руал Амундсен получил телеграфное сообщение от министра иностранных дел по поводу сказочно богатого землевладельца дона Педро Кристоферсена. Этот стареющий аргентинец норвежского происхождения вызвался снабдить экспедицию при ее заходе в Монтевидео всем необходимым. Теперь стало очевидно, что дон Педро, видимо, не одобряет изменения Амундсеном курса и что рассчитывать на снабжение в Латинской Америке не приходится. Не только океанографическая экспедиция, но и сам «Фрам», от которого зависело возвращение путешественников с Южного полюса, рисковали потерпеть финансовый крах.

Надеяться, что спасение придет по официальным каналам, было нельзя. Леон еще в январе выяснил у министра иностранных дел, что ожидать выделения дополнительных средств не стоит. Если поднять вопрос в стортинге, то, по словам Леона, «со всех сторон обрушится такой поток критики, что это скорее повредит делу; высказываются даже опасения, что в случае ассигнования средств они будут предназначены исключительно для немедленного возвращения "Фрама" на родину и постановки его на прикол».

К этому времени дон Педро Кристоферсен не был лично знаком с Руал ом Амундсеном. Да и в будущем им представлялось крайне мало возможностей для встреч. Тем не менее дону Педро с его богатством и неизбывной щедростью предстояло стать одним из столпов, на которых зиждилась вся дальнейшая карьера полярного исследователя.

Петер Кристоферсен, как его звали поначалу, родился в 1845 году и в юном возрасте эмигрировал в Аргентину. Он занимался судоперевозками, но главное — сумел благодаря двум удачным бракам стать крупным землевладельцем. Руал Амундсен должен был испытывать по отношению к знатному помещику примерно такие же чувства, как нищий художник по отношению к меценату-королю.

В многочисленных письмах сему распорядителю земными благами полярный путешественник нередко выражался в панегирическом стиле, на манер придворных поэтов прошлых веков: «В обыденной жизни мы столь часто сталкиваемся со скверной и подлостью, что они фактически сводят на нет то немногое, что есть на свете хорошего и доброго». А вот как начинает Руал Амундсен свои обращенные к благодетелю рассуждения зимой 1913 года: «Меня не раз одолевал соблазн взять на вооружение теорию, согласно которой человечество состоит из дурных, безответственных созданий, не желающих никому ничего хорошего. Но когда мне кажется, что я уже дошел до этой точки и всё вокруг окутано туманом равнодушия, холода и беспросветности, тут (слава Тебе, Господи) проглядывает солнышко и появляетесь Вы — неизменно достойный и благородный, и я могу лишь возблагодарить Бога за то, что Вы встретились на моем пути».

Как и во многих других сходных отношениях, речь идет о товарообмене: обмене золота — на внешний блеск, чистогана — на отсвет славы от имени и подвигов Руала Амундсена, что должно было выразиться в официальных наградах и названных в честь покровителя горных вершинах. Всё это, однако, не исключало и более бескорыстных чувств, особенно со стороны полярника: «…Вы говорите о списании долгов в обмен на дружбу. Прошу и заклинаю Вас — никогда не лишайте меня своей дружбы, позвольте мне сохранить ее навсегда, даже если между нами не останется невыплаченных долгов». В сочетании со вполне понятным расчетом солнцеликий богач вызывает у Амундсена некую средневековую потребность служить великому аристократу-повелителю, пусть даже страдая под его игом: «Благодарю Вас и намерен выказывать Вам свою глубочайшую признательность, пока в моих жилах течет хоть капля крови… мне никогда не отдать Вам должное за все Ваши деяния». По своей едва ли не детской униженной почтительности это напоминает преданность юного Амундсена к Фритьофу Нансену. В отличие от взаимоотношений с Нансеном, которым предстоит рано или поздно испортиться из-за конфликта интересов, отношения с доном Педро на протяжении всех лет будут строиться весьма прямолинейно: один поставлял деньги, другой — славу.