Анатолий Корольченко - Выбитый генералитет

— Вы извините, голубчик, — вдруг произнес он, отрываясь от чтения. — Посидите. Если бы вы знали, как ячвам обязан…

— Неужели такие важные документы? — спросил я Аркадия Федоровича.

— Важные. Но дело в другом: они опровергали обвинение в его вредительстве, будто бы он преднамеренно не занимался укреплением нашей гранит цы, когда командовал Ленинградским округом. Вот в чем смысл. А он-то делал все, что было в его силах. И не удалось кому-то состряпать против него дело. Не будь этих документов, наверняка с ним разделались бы, как поступили с другими.

И все же крыло репрессий задело маршала. Его сын Игорь Борисович Шапошников, генерал-лейтенант в отставке вспоминал: «В войну все помыслы нашего народа были направлены на скорейший разгром врага. Вносил свой вклад в это святое дело и мой отец, Борис Михайлович Шапошников, Маршал Советского Союза. Хотя, честное слово, диву даюсь, как он нашел силы плодотворно работать, после того, как по личному указанию Берии был арестован один из наших близких родственников…»

Маршал Шапошников не дожил до Победы всего сорок четыре дня. В те дни небо над столицей часто озарялось торжественными салютами нашим войскам. Прогремел он и 28 марта, когда Москва, прощаясь с ним, воздала покойному высшую воинскую почесть двадцатью четырьмя артиллерийскими залпами. Маршалу не было еще шестидесяти трех лет…

Его именем были названы Высшие стрелковотактические курсы нашей армии — «Выстрел», военное училище, улица в Москве. Но главное, он оставил о себе память замечательными военными трудами, создал «генштабовскую школу», в которой выросли такие выдающиеся военачальники, как Василевский, Ватутин, Штеменко, Антонов, Захаров и другие, внесшие неоценимый вклад в дело разгрома врага в Великой Отечественной войне.

Глава третья

МАРШАЛ ЕГОРОВ И ДРУГИЕ

В ноябре 1937 года нарком внутренних дел обратился с ходатайством:

«Тов. Сталину.

Посылаю на утверждение четыре списка лиц, подлежащих суду Военной Коллегии:

1. Список № 1 (общий).

2. Список № 2 (быв. военные работники).

3. Список № 3 (быв. работники НКВД).

4. Список № 4 (жены врагов народа).

Прошу санкции осудить всех по первой категории.

Первая категория означала расстрел.

Списки были рассмотрены Сталиным и Молотовым, и на каждом из них имелась резолюция: «За. И. Сталин. В. Молотов».

В результате массовых репрессий в 1937, 1938 и в последующие годы было устранено из армии около половины командиров полков, большинство военных комиссаров бригад, дивизий, корпусов. Такая же участь постигла почти всех командиров бригад и дивизий, всех командиров корпусов. Были физически уничтожены все командующие войсками военных округов.

Репрессированными оказались: 34 бригадных комиссара из 36, 221 комбриг из 397, 136 комдивов из 199, 25 корпусных комиссаров из 28, 60 ком-коров из 67, 15 армейских комиссаров 2-го ранга из 15, 2 флагмана флота из 2, 12 командармов 2-го ранга из 12, 2 командарма 1-го ранга из 4, 2 армейских комиссара 1-го ранга из 2, 3 Маршала Советского Союза из 5.

Председатель Военной коллегии армвоенюрист В. В. Ульрих докладывал: «За время с 1 октября 1936 года по 30 сентября 1938 года Военной коллегией Верховного суда СССР и выездными сессиями коллегии в 60 городах осуждено: к расстрелу — 30 514, к тюремному заключению — 5 643, всего — 36 157».

Далее он сообщал, что «в настоящее время имеется большое количество пересмотренных дел об участниках правотроцкистских, буржуазно-националистических и шпионских организаций: в Московском военном округе — 800 дел, Северо-Кавказском военном округе — 700 дел, Харьковском военном округе — 500 дел, Сибирском военном округе — 400 дел».

И он же, Ульрих, предлагал: в силу секретности не допускать защитников на судебные заседания.

Советский публицист Эрнст Генри писал: «Никакое поражение никогда не ведет к таким чудовищным потерям командного состава. Только полная капитуляция страны после проигранной войны может иметь следствием такой разгром. Как раз накануне решающей схватки с вермахтом, накануне величайшей из войн Красная Армия была обезглавлена».

После расправы над руководством Киевского военного округа туда был назначен членом Военного совета Щаденко.

— Ефим, ты должен навести в округе железный порядок, — напутствовал его Ворошилов. — Покажи, как ты умеешь это делать.

— Сделаю, — пообещал тот.

Спустя 2 месяца, в конце ноября 1937 года в Москву на армейское совещание съехалось с мест руководство. В разгар работы приехали Сталин и Молотов.

Как всегда, встреченный рукоплесканиями и долгими приветствиями, Сталин, явно играя в демократию, обратился к собравшимся:

— А как красноармейцы относятся к тому, что вот были командиры, им доверяли, а потом вдруг их хлопнули? — Скупым жестом он припечатал ладонью столешницу и тут же пояснил: — Арестовали?.. Как относятся красноармейские массы? Имеются ли тут факты потери авторитета партии, авторитета военного руководства? А возможно, говорят так: «Черт вас разберет, вы сегодня даете такого-то, потом арестовываете его. Кому верить?»

В зале зашумели. Вопрос, что называется, не в бровь, а в глаз. Послышались голоса:

— Такие разговоры, действительно, были…

— И записки такие тоже нам поступали.

Потянул руку с желанием выступить Щаденко.

Ворошилов кивнул, объявил:

— Слово комиссару 1-го ранга Щаденко. Уверен, что он внесет ясность о происходящих на местах делах.

Откашлявшись и придав голосу уверенность, тот начал со здравицы великому вождю и учителю, сумевшему присечь вражеские козни проклятых военных преступников, шпионов и диверсантов. Сказал, что он, Щаденко, был направлен партией на ответственный участок, где сидел в недавнем ярый враг Якир. Потом уже начал о деле.

— Военному совету округа предстояло провести ряд разъяснительных собраний. В Новгород-Волын-ске имелись два неправильных выступления, направленных на то, чтобы впечатление, которое было создано на собрании, смазать каверзными вопросами…

— И что же вы? — спросил из президиума Сталин. — Осадили?

— Нет, мы не осаживали, товарищ Сталин. Выступивший человек оказался врагом… Нас нарком предупреждал и говорил — вы там смелее действуйте. Корпусное звено на сегодняшний день поражено врагами у нас на 90 процентов, даже больше. В дивизионном звене не меньше 70 процентов. До полкового звена мы еще по-настоящему не добрались.

Неизвестно, кем и как определялась эта страшная «процентовка». Называя проценты, убежденный партиец как бы выпрашивал право беспощадной расправы над людьми. И такое право он получил. Мог ли возразить Сталин, когда он сам определил ликвидировать 80 процентов руководящего состава Красной Армии!