Борис Друян - Неостывшая память (сборник)

Неожиданно из-за другого стола подошел явно выпивший коренастый мужичок и, ткнув гражданина крепкой пятерней в грудь, прохрипел: «Ты кто такой, чего разорался-то? Ты знаешь, кто он? – и, указав на меня, повысил голос: – Он под моим трактором в грязи валялся, помогал мне, а ты хоть знаешь, что такое разводной ключ?!».

Скандала не получилось, любитель котлет поспешил рассчитаться и благоразумно покинул помещение. Мы поблагодарили заступника и с удовольствием доели свой ужин. Нет, все же не зря мотаемся мы по району, встречаемся с самыми разными людьми, стараемся помочь им и честно пишем о них на страницах своей маленькой газеты.

Неожиданно – всего на один день – навестила нас однокурсница Лада. Она работала тоже в одном из районов Новосибирской области. Не помню, как она умудрилась нас отыскать. Другое дело – Валя Богатов. Он трудился в газете в соседнем районе. В порядке обмена туда доставлялась наша газета. Он увидел в ней наши материалы и стал частенько звонить по телефону. Нас все-таки было двое, а он в одиночестве очень тосковал.

Иногда мне приходили короткие письма от Вадима Сергеевича Шефнера. Это было большим для нас с Лёней праздником. В Чулыме я получил от поэта и бандероль с бесценным подарком – новой книгой стихотворений «Знаки земли».

Однажды вечером мы пришли в новый широкоэкранный кинотеатр посмотреть фильм «Собор Парижской Богоматери». Купили билеты в первый ряд. Перед сеансом демонстрировался киножурнал о белых ночах Ленинграда. Когда он закончился, мы переглянулись, разом встали и вышли из кинотеатра. На сердце навалилась тяжесть: когда еще придется увидеть наш прекрасный город? Оказалось, ждать осталось не так уж и долго. В апреле я получил письмо от брата. Он писал, что наш дом расселяют и мне надо срочно возвращаться в Ленинград, если я не хочу потерять жилплощадь. Редактор газеты подписал мое заявление об увольнении по собственному желанию. У Лёни возникли серьезные проблемы. В Ленинграде у него не было прописки. Мама его жила в Баку, но и там он давно был выписан. Получалось, что он стал не имеющим собственного дома постоянным жителем Чулыма. Я его убедил, что ему надо ехать со мной, а в Ленинграде обязательно что-нибудь придумаем. Но тут выяснилось, что наш редактор не имеет права уволить коммуниста Лёню, поскольку на это нужна санкция первого секретаря райкома партии.

Ну, что ж, нам не привыкать посещать хозяев высоких кабинетов. Первый секретарь Рассказов принял нас сразу, выслушал и сказал, что с нашим появлением газета в короткий срок стала более содержательной и острой и он ни за что нас не отпустит. Узнав, что редактор уже уволил меня по собственному желанию, рассерженно пророкотал, что Большакова обязательно строго накажет, а вот Левинскому в дальнейшем придется работать за двоих. Беседа затянулась и, казалось, ничто уже не может поколебать хозяина кабинета. Непроизвольно мне удалось привести самый действенный аргумент: «Вы же прошли войну, у вас наверняка на фронте был товарищ, с которым делили последний сухарь. Разве вы смогли бы легко, даже по приказу расстаться? У нас такая же история, мы много лет вместе, в Ленинграде мы планируем поступать в аспирантуру, нам надо налаживать свою жизнь». Сопротивление было сломлено, Рассказов поставил подпись на заготовленном нами заявлении. По-мальчишески весело скатились мы со ступеней райкома партии.

В Ленинграде в новых районах невиданными темпами шло строительство новых жилых домов, которые чуть не сразу же люди стали называть «хрущобами». Брат с женой и ребенком получили однокомнатную квартиру в Московском районе, а я поселился в Невском районе, на правом берегу Невы, недалеко от Володарского моста. Наш дом торцом выходил на труднопроходимую из-за грязи улицу, которая называлась Дорога на станцию Нева. Это потом она стала Народной улицей. А пока мы с Леней шутили: «Дороги на станцию нема!»

Мне – и только мне! – принадлежала комната в коммуналке площадью 11,66 квадратных метров. В квартире жила еще одна семья. Ко мне, естественно, поселился и Лёня Левинский. Через мою давнюю знакомую, у которой был знакомый милиционер, удалось прописать друга к каким-то очень дальним родственникам его матери. А с пропиской уже можно было искать работу. Вскоре Леня стал работать на заводе «Скороход», сперва на радио, а затем в многотиражной газете, женился на коренной ленинградке, у них родилась девочка.

Чтобы оглядеться, я устроился референтом в Международную молодежную туристическую базу «Дружба», да так в ней и застрял на два года. Случайно на отдыхе в Сочи познакомился с одним из самых интересных людей Ленинграда – директором телевидения Борисом Максимовичем Фирсовым. Он пригласил меня в команду создателей учебной программы, обещая в будущем место в литературной редакции. Так я стал редактором, в чьем ведении была подготовка телевизионных лекций по высшей математике. И это притом, что я в элементарной-то арифметике разбирался с трудом!

И снова мне пришел на помощь Его Величество Случай. В конце 1964 года на квартире телевизионного режиссера я оказался за столом рядом с редактором отдела художественной литературы Лениздата Ниной Чечулиной. Она упомянула имя Вадима Сергеевича Шефнера. Весь вечер мы в основном говорили об этом замечательном поэте. Однажды Нина Александровна позвонила мне на работу и попросила, если у меня будет свободное время, заглянуть в редакцию художественной литературы Лениздата. Думая, что она просто хочет продолжить литературные разговоры, я не очень-то торопился. Лишь через неделю вспомнил о звонке и пришел в здание издательства на Фонтанке. За круглым редакционным столом шел общий неторопливый разговор, пили крепко заваренный чай, ко мне обращались с обычными вопросами о работе, о книгах, которые я читаю. Заведующий редакцией Петр Федорович Копытин предложил мне написать рецензию на только что поступившую рукопись некоего Башканова. Я был вовсе не против подработать, зарплата у меня была небогатая. На том и расстались.

Рукопись мне показалась интересной, но требующей серьезной доработки. Свои соображения я подробно изложил на бумаге. Во время следующего визита в Лениздат Петр Федорович прочитал рецензию и неожиданно предложил работу в редакции. Наша предыдущая встреча за круглым столом была, как он заметил, смотринами. Я и мечтать об этом не мог и, конечно же, согласился.

Утром следующего дня пожилая секретарша ввела меня в кабинет директора Лениздата Леонида Васильевича Попова. За широким письменным столом восседал громадный седой человек с мясистым лицом, на котором было все большое, увесистое – нос, щеки, подбородок. Он хмуро подписывал какие-то документы, хрипло дышал и не смотрел в мою сторону. А я нерешительно стоял у дверей. Наконец он поднял голову, жестом пригласил сесть в кресло и сказал, что Копытин просит определить меня в его редакцию. Но мнения Копытина мало, сейчас выяснится, как я показал себя на прежней работе. Директор снял трубку «вертушки» Смольнинской АТС и стал разговаривать с директором телевидения Фирсовым. Тот, видимо, отозвался обо мне хорошо. Леонид Васильевич положил на рычаг трубку, широко улыбнулся и сказал, что прикажет зачислить меня на работу в Лениздат переводом, чтобы не пропадал непрерывный стаж, что очень важно для будущей пенсии, которая пока еще за высокими горами. Так с середины января 1965 года я стал заниматься любимой работой.