Михаил Девятаев - Николай Андреевич Черкашин
Неизвестно, насколько пригодился этот информационный клад советским ученым. Но хочется думать, что и наши специалисты-ракетчики кое-что из него почерпнули…
А пока в заброшенном капонире эсэсовцы вкопали три столба. К ним привязали начальника лагеря, начальника охраны и командира угнанного самолета майора фон Бреме.
Пока военный капеллан в фиолетовой накидке читал им выдержки из Евангелия, командир расстрельного взвода завязывал приговоренным глаза черными повязками. Потом скомандовал:
– Ахтунг!
Взвод вскинул винтовки.
– Файер!
Залп. Тела расстрелянных обвисли на столбах.
Так пришло на остров смерти первое возмездие…
Пока беглецы в наброшенных ватниках и шинелях отогревались у печки, пили из жестяных кружек горячий чай и отводили душу в разговорах, командир полка, моложавый, но, судя по наградам, бывалый майор, докладывал по полевому телефону в штаб дивизии:
– Здесь они, товарищ полковник, у меня. Десять человек, из них три офицера… Так точно! Охрану у самолета выставил. Да только ему уже больше не летать – весь в решето и винты погнуты… Есть отправить! Понял вас – под конвоем.
Майор положил трубку, вошел в столовую:
– Ну всё, орлы, хорош чай пить! Вас в штабе дивизии ждут. Построиться для перехода!
В штаб дивизии их провожали под конвоем. Но никто не придал этому особого значения. Просто шли рядом свои родные бойцы и показывали дорогу… Полковник, вышедший им навстречу, был поражен изможденностью беглецов, их неимоверной худобой. Выстроившись в шеренгу, они, как положено, представлялись ему. Теперь они были не пленными, теперь они были военными людьми, даром что вместо гимнастерок все еще были облачены в полосатые лагерные робы. Первым шагнул вперед Михаил:
– Гвардии старший лейтенант Девятаев.
За ним представился Кривоногов:
– Лейтенант Кривоногов.
Затем все остальные:
– Лейтенант Емец.
– Красноармеец Соколов.
– Красноармеец Кутергин.
– Красноармеец Урбанович.
– Красноармеец Сердюков.
– Красноармеец Олейник.
– Красноармеец Адамов.
– Красноармеец Немченко.
Полковник вглядывался в их полумертвые, но все же счастливые лица, и никак не мог поверить, что эти доходяги смогли захватить, поднять в воздух тяжелый бомбардировщик и перелететь через линию фронта…
– Сначала в госпиталь! – распорядился он. – Потом все остальное.
«Все остальное» началось после госпиталя, когда беглецы были переданы в армейский отдел Смерша для дальнейшего разбирательства.
М.П.Девятаев:
«После побега мною, моими друзьями по экипажу особо не восторгались. Скорее наоборот. Мы подверглись довольно жестокой проверке. Длительной и унизительной…»
Теперь все казалось нелепым сном: летели из одних застенков к своим, а попали в другие застенки – и тоже к своим. И то, что охранники и следователи – свои, советские, было еще более тягостным. Если бы на них кричали немецкие лагермейстеры, тогда понятно. А свои-то за что?! Тем не менее беглецы из Пенемюнде старались сообщить полезные для командования сведения.
Из протокола допроса Ивана Кривоногова:
«Аэродром был большой. На нем в основном проходили испытания новых моделей самолетов и летающих снарядов „Фау-1“, „Фау-2“, были самолеты Хе-111, Ю-88, До-217, истребители „Фокке-Вульф“, реактивные истребители… Самолетов на аэродроме было до 30 единиц…»
Из протокола допроса капитана М. К. Курманова, командира 2-го батальона 1067-го стрелкового полка 311-й стрелковой дивизии 61-й армии 1-го Белорусского фронта, в расположении которого сел самолет, пилотируемый Девятаевым:
«8февраля 1945года примерно в14часов я заметил, что с северо-запада деревни Голлин, где находится штаб 2батальона, летит немецкий двухмоторный самолет. Примерно в3–4километрах от деревни Голлин на высоте 300метров самолет был обстрелян одиночными артиллерийскими выстрелами (по-видимому, советской зенитной батареей), затем шел снижаясь. Над деревней Голлин самолет шел на высоте 150метров, затем стал резко снижаться, выпустил шасси и сел на поле между двумя высотками. При этом от толчка шасси подломилось, и самолет на шасси пополз на „брюхе“ по земле. В это время оторвалось хвостовое оперение и правый мотор. Сразу после посадки я послал людей к самолету. Еще до того, как мои люди подошли к самолету, один человек вышел из самолета и пошел в сторону шоссе наШлоппе (ныне польский город Члопа.– Н.Ч.), затем из самолета вылезли еще двое и пошли примерно в том же направлении, но отошли недалеко, т. к. были остановлены охраной.
Остальные семь человек, прилетевшие в самолете, оставались в машине и вылезли оттуда тогда, когда к самолету подошли красноармейцы. Летчик самолета (русский) объявил, что он ранее служил в авиации вместе с Покрышкиным, а сейчас бежал из немецкого плена на самолете.
Все прилетевшие на самолете чувствовали себя спокойно, рассказывали о своем пребывании в плену у немцев, об издевательствах немцев над ними.
Летчик самолета объяснил причину посадки тем, что не хватило бензина, и при этом заявил, что он думал, что на месте посадки не найдет русских. Однако после посадки выяснилось, что бензина в самолете еще много.
В момент пролета над деревней Голлин оба мотора „Хейнкель-111“ работали исправно. Один из прилетевших заявил, что после приземления он выбросил из самолета винтовку, однако мы эту винтовку не нашли».
Узедом не раз бомбили и англичане, и американцы, но – увы! – до цели так и не добрались: громили ложные аэродромы с бутафорскими «самолетами». Точные координаты этих «неуязвимых» целей сообщил Девятаев, когда его вызвали к командующему 61-й армией генерал-лейтенанту Белову:
– Немцы прятали свои стартовые столы в лесочке, что проходил в двухстах метрах от кромки моря. Деревья этого «леса» крепились на платформах, стоявших на роликах, и после старта «фау» платформы сводились вместе так, что секретные объекты мгновенно исчезали из поля зрения авиации.
Белов вызвал командующего армейской авиацией, показал на карте «лесок» – и бомбардировщики, советские и британские, почти пять дней подряд молотили стартовые площадки, или, как их называли, «заповедник Геринга» и в хвост и в гриву.
А человек, представивший бесценную информацию, все еще пребывал в кабинетах Смерша.
Смершевцы, искушенные в самых тонких хитростях абвера, не могли поверить в угон самолета с секретнейшего аэродрома, фактически с ракетодрома. «Хейнкель» это все же не автобус – сел да поехал. С трудом в это верили и профессиональные летчики (жаль, полковника
