История ростовского летчика. Домой сквозь годы - Константин Владимирович Ярошенко
Тюрьма обнесена тройным забором с колючей проволокой. По периметру постоянно ездит автомобиль с охраной. Я находился в одном из бараков (по-английски – unit), где содержалось 350 человек. Я был единственным русским и гражданином РФ не только в бараке, но и во всей тюрьме. Хотя, конечно, в этой огромной тюрьме было несколько так называемых русскоговорящих.
Во всех тюрьмах, где я побывал за годы заключения, проявляется дискриминация по национальному, расовому и религиозному признакам. С этим я столкнулся, как русский, гражданин РФ и православный человек.
В тюрьме позволены телефонные разговоры: триста минут в месяц. Но это, если есть деньги. Стоимость минуты звонка в Россию – 90 центов. Оплата – из тех денег, которые мне присылала жена. Все разговоры записываются. Одно, на чей-то субъективный взгляд, неверное слово – связь прерывается, и заключенного помещают в карцер. За любую провинность в Федеральной системе следует наказание: заключение в карцер, лишение на многие месяцы телефонных звонков, запрет покупать продукты питания в тюремном ларьке и т. д.
В федеральной системе тюрем заключенные обязаны работать. Но я ни дня не работал, с самого начала заявляя администрации, что отказываюсь работать на правительство США. Тем более что люди там работают, как рабы. На общих работах, трудясь по 8–10 часов в день, получают от 5 до 15 долларов в месяц. Есть в федеральной системе еще и коммерческое предприятие UNICOR, где платят от 10 до 30 центов в час.
Федеральная система тюрем – это бизнес для обогащения избранных семей США, таких как Буш и Клинтон, построенный на горе людей. В тюрьме «Форт-Дикс», в которой я сидел, заключенные делали, например, электронику для какой-то сотовой компании, шили военную форму. И получали при этом 10–30 центов в час. Хотя минимальный размер оплаты труда, согласно федеральным законам, должен быть около $10 в час. При этом товары, произведенные заключенными, продаются по коммерческим ценам. Вот это, как я считаю, чистое рабство. У граждан Мексики, Гондураса, Сальвадора, Колумбии, Эквадора, у многих, кто сидит в тюрьмах США, нет денег, чтобы прокормить себя за решеткой. Поэтому они идут и работают, как рабы, за 10–30 центов в час, чтобы себя немного поддержать. С утра до позднего вечера. И создается впечатление, что Соединенным Штатам для этого и нужно такое большое количество заключенных: чтобы они работали за копейки. Все поставлено на федеральном уровне. Это кровавый бизнес. Осудить на огромные сроки людей – и пусть они, словно рабы, работают практически бесплатно. За десять часов работы заключенные получают около двух долларов. А, например, одна минута телефонного разговора с Россией и дальними странами стоит почти доллар.
Деньги семья переводила из России в США моим знакомым, адвокатам, консулам, а те, в свою очередь, на мой тюремный счет. Эти деньги можно было потратить только на покупку товаров из скудного тюремного магазина, а также на телефонные переговоры. Посылки передавать нельзя. Если что-то надо из одежды, еды, медикаментов и гигиенических товаров, покупай в тюремном магазине. Правда, цены в нем «кусаются». Мясные и рыбные маленькие консервы – семь долларов, зубная щетка и паста – долларов по восемь-десять, а скудный ассортимент медикаментов так вообще безумно дорогой. Также, если есть деньги, в тюремном магазине можно купить нижнее белье, носки, теплые зимние вещи, канцелярские товары – в основном для написания апелляций и других юридических документов. Но все очень дорого. Там это целый бизнес на крови, на костях… Называйте, как хотите.
Если денег нет – твои проблемы. К родственникам обращайся, к кому угодно. Потому что передачи, повторю еще раз, запрещены. Именно так подталкивали к рабской работе. Но чтобы я шил военную форму для армии врага? Даже за большие поблажки и деньги? Да никогда в жизни!!!
Перемещение заключенных в тюрьме, на обед, на работу и вообще по территории – с помощью электронной карточки ID (от английского Identity Document). Питание – вовсе не такое, как показывают в голливудских фильмах, очень скудное и однообразное, состоящее в основном из риса, фасоли и кукурузы. Давали иногда и некую мясную субстанцию, которую есть невозможно. Первое блюдо не принято.
Из неписаных законов – ни в коем случае нельзя брать, даже трогать, чужие вещи. Это расценивается как покушение. Особенно это касается личных фотографий и писем. Некоторые заключенные, выполняя приказы администрации, работают стукачами и провокаторами, чтобы им уменьшили срок.
Была возможность за деньги вести электронную переписку по системе TRULINCS.
Скажу так: американцы не раз обвиняли Россию в нарушениях прав заключенных в тюрьмах, но сами они, как говорится, не видят бревна в собственном глазу. Поэтому на факты им постоянно надо указывать, что и делают наш МИД, наше посольство в Вашингтоне в лице посла Анатолия Ивановича Антонова, генконсульство в Нью-Йорке и представительство при ООН.
Меня часто сажали в карцер без причин, и у меня вообще сложилось впечатление, что в отношении меня начался очередной этап психологической обработки. Это могло быть связано с появлением неоспоримых улик, на основании которых меня должны были освободить. И наибольшее психологическое давление происходило при заключении в карцер. Это, кстати, излюбленный трюк в отношении неугодных заключенных.
Основания для моего заключения были разные – мои интервью в российские СМИ, жалоба одного из заключенных (этот заключенный, имя которого, конечно, не называлось, якобы заявил, что я ему чем-то угрожал) и т. п. Так, в частности, было в тюрьме «Форт-Дикс». Я прекрасно помню момент, когда директор тюрьмы – некая мадам Зикенфус (я запомнил ее фамилию) – в ответ на мой вопрос о том, за что меня посадили в карцер, ответила: «За то, что ты говоришь про США». Вот такая «демократия» по-американски. «А что, разве есть какие-то тайны? Я же констатирую факты, ничего не придумываю, говорю то, что есть на самом деле», – сказал я ей.
У меня была отлажена схема: когда меня в очередной раз бросали в карцер, другие заключенные по разным каналам связи с миром сообщали об этом моей супруге и в Российское посольство. И наши дипломаты, в свою очередь, незамедлительно или приезжали ко мне, или запрашивали телефонный звонок.
Провокации и различного рода давление
