Юрий чурбанов - Мой тесть Леонид Брежнев

Что же касается председателя суда генерала Марова, то он мне и сегодня нравится: настоящий служака, совершенно безропотный человек, смотревший начальству прямо в рот и умеющий не рассуждать. Как его «запрограммировали» на этот процесс, так он и вел себя. И только уж когда ему действительно что-то не нравилось (как, скажем, в истории с Бегельманом), то только тогда Маров вспоминал, что он служит закону.

И все-таки самый тяжелый день в моей жизни — когда я услышал в зале суда речь государственного обвинителя Сбоева. Потом он занял место Каракозова, который поплатился «арестом» за скандал с группой Гдляна и Иванова, Так вот, Сбоев во всем поддерживал следствие, просил определить мне 15 лет лишения свободы: сначала пять лет в тюрьме, потом десять лет в колонии усиленного режима. Вот тут мне уже стало не по себе. Все-таки провести пять лет на тюремном режиме, в одиночной камере, без работы и без воздуха — это верная гибель. И за что? С полутора миллионов дошли до 90 тысяч да и тех — липовых. Это ли не авантюра?

Я выступал в суде три с половиной часа. В присутствии журналистов шла телесъемка. Стояла гробовая тишина. Генерал Маров согласно кивал головой. Сам приговор — 12 лет колонии усиленного режима — я встретил уже спокойно. И как такового последнего слова у меня не было: я не раскаивался, не заверял суд и общественность, что буду паинькой, не просил к себе прощения или снисхождения. Бегельман, Норов и вся их компания заверяли суд, что они глубоко раскаялись, просили понять их правильно и пощадить. А я напоследок сказал им только одно: не надо было врать, дорогие товарищи. И в то же время — как их судить? Ведь люди-то были обмануты. Они действительно боялись Гдляна — Иванова. Ведь терзали не только их, терзали всех их родственников. Я уже приводил достаточно примеров на этот счет, но вот последний штрих: у Норбутаева его родной брат был секретарем райкома партии в Кашкадарьинской области, а теперь он в каком-то совхозе работает банщиком. Инженер с высшим образованием! Неужели мы настолько во всем преуспели, что у нас банщик должен обязательно иметь высшее образование?!

Месть — она продолжается!..

Кстати обо всем, что я рассказываю сейчас, я еще раньше говорил и членам комиссии народных депутатов СССР, которая проверяла деятельность следственной группы Гдляна, — Николаю Алексеевичу Струкову и Валерию Григорьевичу Александрину. Инициатива такой встречи исходила от них, они вели себя исключительно корректно, шла видеозапись, они задавали самые разные вопросы и внимательно меня слушали. Я рассказал, как все было на самом деле. У меня была полная возможность ответить на все их вопросы, ничего не утаив. В адрес Гдляна и Иванова я выдвинул целый ряд конкретных обвинений. Ну и что дальше? Беседа шла около четырех часов, меня выслушали, поблагодарили и отпустили с миром обратно… в камеру. Ничего не изменилось.

Да я и не надеялся, честно говоря.

Время, когда строил «хрустальные замки», уже прошло.

Ну хорошо, думаю я иногда, послал бы я все это следствие к черту, как это сделал в суде тот же Яхъяев. Ведь ничего бы не изменилось. Все равно бы меня посадили. Вой прессы стоял такой, что и возразить нечего — растопчут. В зале суда стрекотали кино- и телекамеры, крутился все тот же, уже знакомый нам Феофанов в компании других друзей-журналистов. Тут говори — не говори, а эти люди уже все решили заранее. Перестройке был очень нужен суд над Леонидом Ильичом. А как же! Дочь — не арестуешь, сына не арестуешь, слишком громкий был бы резонанс в стране и в мире. Зять — фигура вполне подходящая. Очень удобно. Тем более что зять — заместитель министра внутренних дел страны, не райсобеса. Человек боролся за законность, за порядок — почему бы не ошельмовать его как взяточника? Сколько у нас в стране людей, недовольных милицией? Все было продумано.

А я был лишь игрушкой в их руках.

Сегодня воскресенье. Весь отряд в кино, а я не пошел, опять ломит спину, да и руки болят, устал. Лучше отдохну, полежу.

Даже не верится, что остался один, что вокруг сейчас никого нет, что никто не храпит тебе в ухо и не матерится. Листаю свои дневниковые записи. Перечитал все что было написано в «столыпинском» вагоне по пути в Ташкент, когда я уже отсюда, из Нижнего Тагила, ездил туда в качестве свидетеля по делу первого секретаря Навоийского обкома партии Есина, — я о нем уже рассказывал.

Любопытные записи.

«15 ноября 1987 года. Пошли уже вторые сутки в «Столыпине». Маршрут такой: Джамбул — Чимкент — Ташкент. Очень холодно. Одолевает простуда От жестких нар в «Столыпине» ноют кости. Солдаты конвоя относятся нормально, выполняют предписание: строгая изоляция. В тройнике один. Вагон старый, дует во все щели, до Ташкента еще много часов. Впереди — очередной суд, теперь — Узбекский, Верховный. Я — свидетель по делу Есина. Интересно, что будет? Поверят, что я оговорил себя под давлением Гдляна и Иванова, или «продублируют», как прежде? Посмотрим.

Сейчас около четырех утра. Проснулся от холода. В соседних «клетках» — Бегельман и Каримов. Они едут в Ашхабад, но на какой-то другой процесс. Бегельман и Каримов — спят, особенно Каримов — спит в любое время суток, храпит вовсю. А что ему? У него срок — 20 лег, расстрел заменили. Полный флегматик, оставляет впечатление пустого и отрешенного человека. Колония особого режима в Ивделе, где он отбывает наказание, находится в Свердловской области. Там он пристроился помогать на кухне: еда для него главная проблема. Получил инвалидность второй группы. Отец 9 или 10 детей. Русским языком владеет плохо, говорит, что хорошо знать русский язык была не его забота, а второго секретаря обкома партии. (А он был первый.) Много ест и мало о чем думает.

Рассказывал следующее: чтобы добыть показания, Гдлян арестовал 16 человек его ближайших родственников, в том числе — жену и двоих детей. Их крики, плач и допросы записали на видеомагнитофон и показали Каримову. Они с экрана умоляли его хоть что-нибудь сделать, потому что их в тюрьме держат впроголодь и все время грозят расстрелом. Услышав эти крики, Каримов готов был признать все, что угодно. В итоге — подвели под расстрел, потом дали 20 лет. Вот вам и «признательные» показания, вот и полное беззаконие следствия. Лишь бы добыть показания! И семью Каримова сразу отпустили за ненадобностью…

Простуда одолевает все больше. Лишь бы не заболеть. Болит горло. Солдатам конвоя тоже холодно, но они, бедные, терпят. С арестантами обращаются нормально. Туалет и вода — все просьбы удовлетворяются, да и подготовка у них хорошая…

Все-таки очень жалко солдат срочной службы. Два года — и все время на колесах, эти молодые люди практически ничего не видят, только одних зэков. Правильно ставится вопрос о переводе службы конвоирования на сверхсрочную службу или на работу по вольному найму. Это очень разумное решение. По крайней мере, так мы сохраним большое количество молодых людей от отрицательного влияния со стороны матерых преступников. Что ни говори, а за два года ежедневного, можно сказать, ежечасного общения с ними молодой парень, солдат, все равно что-то впитывает, проникается их психологией. Рано или поздно это даст свои плоды. А солдату внутренних войск можно найти и другое применение…