Михаил Киссель - Философская эволюция Ж.-П. Сартра

Было время, когда Сартр с полным пониманием относился к политике ФКП, заявлял о своей солидарности с ней по узловым политическим проблемам дня. Полемизируя с антикоммунистами, Сартр, в частности, писал о ФКП следующее: «Изменяла ли она когда-либо свой взгляд на войну в Индокитае? Переставала ли она защищать мир? Не была ли она права, выступая против плана Маршалла, борясь за национальную независимость? А национализм во времена военных блоков так же, как интернационализм — его дополнение, — не есть ли истинная форма прогрессизма?»[80]. С тех пор (цитата приведена из статьи 1956 года) Сартр выступал вместе с коммунистами против войны в Алжире, неофашистского экстремизма ОАС, режима личной власти и американской агрессии во Вьетнаме. В 1964 году он был одним из докладчиков на теоретической конференции по этике, организованной Институтом Грамши Итальянской коммунистической партии.

Тем не менее и тогда нельзя было сказать, что политические и философские взгляды Сартра совпадают с марксизмом. Это довольно рельефно проявилось в его оценке некоторых политических событий того времени. Теоретические разногласия Сартра с коммунистами нашли выражение в «Критике диалектического разума» (в 1960 году вышел только первый том, и маловероятно, что появится обещанный второй) — работе, превышающей по объему и трудности понимания онтологический трактат «Бытие и Ничто», и без того необычно построенный и нелегкий для чтения. Но прежде чем мы резюмируем теоретические расхождения Сартра с философией марксизма, постараемся выяснить место этого труда в идейной эволюции французского философа, особенности авторского замысла и метода его реализации.

От экзистенциализма к «неомарксизму»

В методологическом введении, опубликованном впервые еще в 1957 году, Сартр выясняет соотношение марксизма и экзистенциализма в той форме, в какой он теперь представлял себе это соотношение. Полутора десятка лет не прошло с того времени, когда Сартр со всем своим полемическим азартом утверждал, что экзистенциализм — это единственная «истинная» альтернатива марксизму. И вот теперь он утверждает нечто прямо противоположное, а именно: экзистенциализм нельзя даже ставить на одну доску с марксизмом, потому что марксизм есть истинная философия нашей эпохи, а экзистенциализм — всего лишь «идеология», базирующаяся на марксизме.

Но предоставим слово ему самому. В предисловии к «Критике диалектического разума» читаем: «…я считаю марксизм непреходящей философией нашего времени, потому что рассматриваю идеологию существования и ее познавательный метод как вкрапление (une enclave) в марксизм, который ее (идеологию существования. — М. К.) порождает и одновременно отрицает»[81]. Термин «идеология» Сартр употребляет в весьма специфическом смысле частного приложения оригинальной философии, составляющей «теоретический горизонт» эпохи, по такого приложения, которое утратило связь с общим горизонтом познания, с философией марксизма.

Обосновывая эту мысль, Сартр углубляет социологический анализ общественной мысли, с первым наброском которого мы встречались в эссе «Что такое литература?»: «Если философия должна быть одновременно обобщением знания, методом, регулятивной идеей (действия. — М. K.), наступательным оружием и общностью языка; если это „видение мира“ есть вместе с тем инструмент преобразования прогнившего общества; если определенная концепция, возникшая а уме одного человека или группы людей, становится культурой и, временами, даже натурой всего класса, совершенно очевидно, что эпохи философского творчества очень редки. Между XVII и XX веками я вижу только три такие эпохи, которые и обозначу именами знаменитых людей: есть „момент“ (растянувшийся минимум на полтора столетия. — М. К.) Декарта и Локка, „момент“ Канта и Гегеля и, наконец, Маркса. Эти три философские системы становятся, каждая по очереди, почвой всякой индивидуальной мысли и горизонтом всей культуры (общества в данный период времени. — М. К.), они непреходящи в той мере, в какой продолжают существовать исторические условия, выражением которых они служат. Я часто говорил: антимарксистский аргумент есть не что иное, как воскрешение домарксистской идеи»[82].

Мы привели эту длинную цитату, потому что по ней уже можно судить о тех изменениях, которые произошли в сознании Сартра на протяжении 50-х годов. Теперь он объявляет себя марксистом и стремится сознательно применить марксистский исторический метод к раскрытию смысла историко-философского процесса. Этот процесс он соотносит с исторической практикой, а не с имманентным движением чистой мысли, как это свойственно историкам философии, стоящим на идеалистических позициях. Он в общем правильно выделяет основные этапы истории новой философии. Нельзя не согласиться также с его обоснованием определяющей роли марксистской философии, которую он считает единственной современной философией именно потому, что она порождена кризисом буржуазного общества и указывает перспективу познания и действия для нового восходящего класса. Конечно, все это азбучные истины для человека с марксистскими убеждениями, но для автора «Бытия и Ничто» написать такое стоило немалого труда и мучительной переоценки ценностей.

Но продолжим анализ исходных рассуждений Сартра. Вслед за великими философами — творцами новых мировоззрений приходят «идеологи». Они разрабатывают в деталях новое мировоззрение и занимаются практическим его приложением. Это, по его выражению, «относительные люди», так как в своей деятельности они целиком зависят от ранее очерченного философом общего горизонта эпохи. Иногда бывает даже так, что «своя своих не познаша», т. е. идеолог восстает против философии, которая его же породила. Это и случилось с экзистенциалистами. Такова мысль Сартра.

С его точки зрения, экзистенциализм — это блудный сын марксизма, ныне возвращающийся благодаря стараниям Сартра в отчий дом. В интерпретации Сартра философский синтез Маркса предстает как преодоление одинаково односторонних концепций Гегеля, «потерявшего» индивидуальность человека в лабиринте объективных общественных определений, и Кьеркегора, восстановившего эту индивидуальность в ее несводимой к объективным определениям специфике, но зато «отрезавшего» экзистенцию от реального движения истории. «Кьеркегор прав против Гегеля в той самой мере, в какой Гегель прав против Кьеркегора. Кьеркегор прав в том, что страдание, нужда, страсть, труд людей суть грубые реальности, которые не могут быть ни превзойдены, ни изменены с помощью знания… По отношению к Гегелю он (Кьеркегор. — М. К.) означает некоторый прогресс на пути к реалистическому пониманию человека, потому что настаивает прежде всего на несводимости реальности к мышлению и на примате реальности»[83].