Роберт Масси - Николай и Александра

Не в пример многим царственным супругам, государь и императрица спали вместе; спальня была просторной, с большими окнами, выходившими в парк. Большая двуспальная кровать светлого дерева стояла в простенке между двумя окнами. На полу был мохнатый ковер сиреневого цвета, на нем – стулья и кушетки, обитые цветастой тканью. Справа от кровати – дверь в небольшую молельню государыни. В помещении этом, освещенном тусклым пламенем лампад, висела икона, на столике лежала Библия. Другая дверь вела в ванную комнату императрицы, где в нише хранились разные старинные предметы. Воспитанная в викторианском духе, Александра Федоровна требовала, чтобы ванна и туалет днем драпировались.

Самым знаменитым помещением во дворце – а одно время и во всей России – была Сиреневая гостиная. И портьеры, и ковер, и подушки – все было сиреневого цвета. Даже мебель была сиреневая с белым. «Комната эта была полна цветов, кустов цветущей сирени или розанов, и в вазочках стояли цветы», – вспоминала Вырубова. На столах и полках лежали книги, газеты, фарфоровые и эмалевые безделушки[34]. Предметы, собранные в этой комнате, напоминали императрице родных, настраивали на религиозный лад. Стены были увешаны иконами. Над кушеткой висела огромная, освещенная по вечерам электрической лампой картина «Сон Пресвятой Богородицы». На другой стене – портрет принцессы Алисы, матери государыни. На почетном месте на столике находилась большая фотография королевы Виктории. Единственным портретом в будуаре, изображавшим не святого и не родственника царицы, был портрет королевы Марии-Антуанетты.

В этой уютной комнате, среди дорогих ее сердцу предметов, Александра Федоровна отдыхала душой. Здесь по утрам она беседовала с дочерьми, помогала им выбрать себе платье и решить, чем сегодня заняться. Сюда спешил к супруге царь, чтобы выпить чашку чая, прочесть газеты, поговорить о детях и государственных делах. Разговаривали они по-английски, хотя с детьми Николай II говорил по-русски. Для Александры Федоровны муж был Ники. А. А. Вырубова вспоминала: «Высокая, с золотистыми густыми волосами, доходившими до колен, она, как девочка, постоянно краснела от застенчивости; глаза ее, огромные и глубокие, оживлялись при разговоре и смеялись. Дома ей дали прозвище Sunny (Солнышко) – имя, которым всегда называл ее государь». Иногда в комнатах царского флигеля слышался мелодичный звук, похожий на птичью трель. Этим сигналом Николай звал к себе жену. В первые годы их брака, заслышав этот зов, Александра Федоровна покрывалась румянцем и, бросив все дела, спешила к своему супругу. Когда подросли дети, таким же манером царь подзывал к себе и их; этот похожий на птичий свист звук нередко раздавался в Александровском парке.

Рядом с Сиреневой гостиной располагался гардероб, где в шкафах висели платья царицы, на полках лежали шляпы и украшения. У императрицы было шесть девушек-камеристок, в обязанности которых входило одевать и раздевать царицу. Правда, она их не слишком утруждала. Однако никто не видел Александру Федоровну раздетой или принимающей ванну. Мылась императрица без посторонней помощи, а когда требовалось привести в порядок волосы, появлялась она в кимоно. Расчесывала и укладывала золотисто-медные волосы матери чаще всего великая княжна Татьяна Николаевна. Когда туалет царицы был почти закончен, она посылала за камеристками, которые застегивали ей пуговицы и надевали украшения. «Сегодня только рубины, – говорила императрица, или же: – К этому платью жемчуг и сапфиры». Всем другим драгоценностям царица предпочитала жемчужные ожерелья и обычно надевала несколько ниток жемчуга, свисавших до пояса.

Днем Александра Федоровна носила свободного покроя платья, отделанные у ворота и талии кружевами. Распространенные в эпоху короля Эдуарда VII узкие юбки находила очень неудобными. «Неужели вам действительно нравится эта юбка?» – спросила императрица свою фрейлину Юлию (Лили) Ден, муж которой служил офицером на царской яхте «Штандарт». «Видите ли, Ваше Величество, c’est la mode[35]», – ответила дама. «Такая юбка ни на что не пригодна, – возразила государыня. – А ну, Лили, докажите мне, что она удобна. Бегите, Лили, бегите, посмотрю, как это у вас получится».

Платья для императрицы шила законодательница дамских мод в Петербурге, некая мадам Бриссак. Эта портниха сколотила целое состояние и приобрела в столице особняк. Все ее клиентки, в том числе сама царица, жаловались на цены, которые та заламывала. Мадам Бриссак доверительно сообщала государыне: «Прошу вас, не говорите этого никому, Ваше Величество, но я всегда делаю вам скидку». Впоследствии Александра Федоровна узнала, что, когда ее золовка, великая княгиня Ольга Александровна, пожаловалась на дороговизну, француженка шепнула ей на ухо: «Прошу вас, не говорите этого никому в Царском Селе, Ваше Императорское Высочество, но я всегда делаю вам скидку».

По вечерам императрица облачалась в белые или кремовые шелковые платья с серебряным шитьем и вышивкой гладью, украшала волосы бриллиантами и надевала жемчужное ожерелье. Шелкового белья она не любила, предпочитая белье и украшенные вышивкой ночные сорочки из тонкого полотна. Туфли выбирала на низком каблуке, с острым носком, обычно из золотистой или белой замши. Выходя из дому, всегда брала с собой зонт от солнца, даже если надевала шляпу с широкими полями.

Вспоминая день, когда ее представили императрице в Царском Селе, – это случилось в 1907 году, – Лили Ден так описывает врезавшуюся ей в память встречу: «Среди густой зелени показалась высокая, стройная женщина… Государыня была в белом, в шляпке, драпированной белой вуалеткой. Нежное белое лицо… рыжевато-золотистые волосы, синие глаза, гибкая фигура. Помню, что жемчуга в ожерелье были великолепны. Всякий раз, как императрица поворачивала голову, в бриллиантах ее серег вспыхивали огни… Я обратила внимание на то, что по-русски она говорит с заметным английским акцентом».

Зима для царских детей была порой нескончаемых уроков, которые начинались в девять утра. Учителя преподавали им арифметику, географию, историю, русский, французский и английский языки. Перед началом занятий их осматривал лейб-медик доктор Евгений Сергеевич Боткин, проверяя, не воспалено ли у них горло и нет ли сыпи. Помимо Боткина, за здоровьем детей следил приезжавший из Петербурга доктор Острогорский. Позднее появился молодой доктор Деревенко, специально приставленный к больному гемофилией цесаревичу. Но больше всех дети любили доктора Боткина. Это был высокий, видный господин в темно-синем сюртуке с золотой цепочкой от часов на животе. От него всегда пахло крепкими парижскими духами. Когда юные великие княжны были свободны, они любили ходить из комнаты в комнату, отыскивая доктора по запаху.