Роберт Масси - Николай и Александра
Своим возникновением Царское Село обязано Екатерине I, чувственной супруге Петра I, которой захотелось иметь загородный дворец, куда можно было бы удалиться от каменных громад города, воздвигаемого мужем на болотистых берегах Невы. Дочь Петра I, Елизавета, унаследовала размах родителя. Затратив на строительство Зимнего дворца десять миллионов рублей, она обратила свои взоры к Царскому Селу. Не желая впредь трястись в карете, императрица приказала прокопать канал. Елизавета Петровна так и не успела довести дело до конца, но выкопанные участки канала пригодились царскоселам, превратившим их в купальни.
Оба царскосельских дворца, расположенных на расстоянии полукилометра друг от друга, были построены во время царствования Елизаветы Петровны и Екатерины II. В 1752 году Елизавета Петровна повелела знаменитому архитектору Растрелли воздвигнуть в Царском Селе такой дворец, который затмил бы своим блеском Версальский. Растрелли построил величественное, в стиле барокко здание, выкрашенное в белый и голубой цвета, в котором насчитывалось свыше двухсот комнат, ныне известное нам как Екатерининский дворец. Дворец этот так понравился императрице, что она возвела архитектора в графское достоинство. Искренне восхищаясь сооружением и льстя императрице, французский посол заметил, что такому шедевру недостает лишь стеклянного футляра. В 1792 году императрица Екатерина II поручила другому итальянскому архитектору, Кваренги, построить для ее любимого внука, будущего императора Александра I, еще один дворец, поменьше. В отличие от вычурного Екатерининского дворца спроектированный Кваренги Александровский дворец был скромен. Именно сюда и привез весной 1895 года свою молодую жену Николай II. Здесь они прожили двадцать два года.
Когда речь идет о дворце, то понятие «скромный» становится относительным. В Александровском дворце насчитывалось свыше ста комнат. Из огромных окон царь и императрица видели террасы, павильоны, статуи, сады и нарядные кареты, запряженные великолепными лошадьми. Просторные залы со сверкающим паркетным полом чередовались с кабинетами и покоями, отделанными мрамором, красным деревом, сверкающими позолотой и хрусталем, задрапированными бархатом и шелком. Под свисающими с потолка огромными люстрами расстилались роскошные ковры, покрывавшие натертые до блеска полы. Окна, через которые заглядывали хмурые сумерки, в зимнее время закрывали голубовато-серебристые гардины. Прохладные залы обогревались огромными изразцовыми печами, и запах древесной смолы смешивался с ароматом благовоний. В любое время года Александра Федоровна украшала дворец цветами. С наступлением холодов цветы доставлялись в Царское Село поездом из Крыма. Каждой комнате свойствен был свой букет запахов. В высоких китайских вазах стояли лилии, источавшие тонкий аромат; в серебряных чашах – нежные фиалки и ландыши, в драгоценных лаковых горшочках – душистые гиацинты.
Чтобы беречь этот рай земной, содержать в порядке газоны и срезать цветы, чистить лошадей, полировать автомобили, натирать полы, стелить постели, протирать хрусталь, прислуживать на банкетах, купать и одевать царских детей, нужны были сотни рук. Помимо собственного Его Величества конвоя из казаков царскую семью охранял сводно-гвардейский полк. Его составляли пять тысяч солдат, тщательно отобранных из всех полков лейб-гвардии. Они обеспечивали охрану ворот и патрулирование в парке. В вестибюлях, коридорах, на лестницах, в кухнях и даже погребах дворца постоянно находились на посту три десятка часовых. Помимо них во дворце дежурили переодетые в штатское полицейские, которые наблюдали за прислугой, торговцами, рабочими и заносили в особую тетрадь имена всех, кто приходил во дворец и покидал его. В пасмурную погоду, выглянув из окна, царь видел рослого солдата в шинели, фуражке и сапогах, шагавшего взад и вперед. Неподалеку обычно скучал полицейский агент в калошах и с зонтиком в руках.
По сверкающему паркету залов, проходя через задрапированные шелком покои, двигались камер-лакеи в великолепных ливреях. В своих лакированных башмаках неслышно ступали конюхи в алых плащах, украшенных императорскими орлами, и шляпах с алыми, желтыми и черными страусовыми перьями. «Вверх по лестнице, покрытой ковровой дорожкой, взбежали камер-лакеи в своих белоснежных чулках, – вспоминал один посетитель, попавший в царский дворец. – Мы проходили через гостиные, вестибюли, банкетные залы, ступая то по ковру, то по натертому до блеска паркету, то снова по ковру… У каждой двери стояло по два ливрейных лакея в самых разнообразных костюмах, в зависимости от того, возле какой комнаты они находились. Одни были в обычных черных фраках, другие в польских костюмах, третьи в красных башмаках, белых чулках и гетрах. Около дверей одной из комнат стояли два живописных лакея… в алых чалмах, скрепленных блестящими пряжками».
Со времен Екатерины II в жизни дворца ничего не изменилось ни во внешней ее стороне, ни в ритме. Установленный еще в прошлом веке, придворный этикет оставался незыблемым, как гранитная глыба. После встреч с царем или императрицей, уходя, придворные пятились. Никто не смел перечить члену императорской семьи. К представителям царской фамилии нельзя было обращаться первым. Находясь в присутствии государя или государыни, друзья не здоровались, словно бы не замечая друг друга, если этого первой не делала августейшая особа.
Нередко казалось, что придворный протокол существует сам по себе, по инерции, безо всякого вмешательства людей. Однажды лейб-медик Е. Боткин был удивлен, получив Анненскую ленту. Согласно протоколу он испросил у царя аудиенции, чтобы выразить тому свою признательность. Встречаясь ежедневно с Боткиным во дворце, государь поразился просьбе. «Что-нибудь случилось, если вы желаете встретиться со мной официально?» – спросил он. «Нет, Ваше Величество, – ответил врач. – Я лишь хотел выразить вам свою благодарность за награду», – указал он на звезду, приколотую к груди. «Поздравляю, – улыбнулся царь. – А я и не знал, что наградил вас».
С личностью императора была связана жизнь всего царскосельского общества. Царское Село представляло собой нарядный провинциальный городок, обитателей которого интересовало лишь одно: жизнь двора и придворные сплетни. Все, что происходило в аристократических особняках, выстроившихся вдоль широкого, обсаженного деревьями бульвара, который вел от вокзала к императорскому парку, было связано с тем, что происходило в царской семье. Стоило царю или государыне кому-то кивнуть, улыбнуться или сказать слово – и разговоров хватало на целую неделю. А какие разгорались страсти, когда дело касалось должностей, наград, приглашений на чашку чая! Визиты во дворец ценились на вес золота. Что могло быть приятней, чем услышать баритон дворцового скорохода: «Вам телефонируют из покоев Ее Императорского Величества!»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});