Первые бои добровольческой армии - Сергей Владимирович Волков
Из боевой добычи можно отметить вагон снарядов. В Лихой стояли до вечера следующего дня, а затем, оставив орудие штабс-капитана Шперлинга, пошли в Каменскую, откуда предполагался налет на станцию Глубокую.
В обход от нас отправился подполковник Миончинский с орудием поручика Казанли, сам есаул Чернецов с сотней партизан и офицерской ротой. Всю ночь шли приготовления к походу, с рассветом мы должны были выступить.
П. Каменский[56]
Обходное движение станции Глубокой[57]
Утром 20 января 1918 года две сотни партизан и офицерская рота полковника Морозова, с одним орудием поручика Казанли, под командой полковника Чернецова, выступили в обходное движение станции Глубокой. По имеющимся сведениям, на станции, занимаемой большевиками, скопилось большое количество эшелонов, из которых некоторые были с артиллерией. Обход предпринимался с целью большого захвата добычи, и в частности орудий, в которых отряд сильно нуждался.
Выступление отряда было назначено с рассветом, но разгрузка орудия, собирание подвод, все приготовления задержали отряд, и он выступил около 9 —10 часов. Был холодный и ветреный день. Настроение в отряде было, как всегда, веселое, и это несмотря на проведенную без сна ночь, люди смеялись и шутили. Артиллеристы при орудии смеялись над своим пешим взводом, составляющим прикрытие орудия и состоящим также из юнкеров батареи. Говорили, что хороши были бы они на конях, с казачьими пиками и шашками, но без седел. Дело в том, что командир, желая организовать хоть немного кавалерии и имея в распоряжении лошадей и оружие, но не имея седел, не поддался уговариваниям казачьего офицера посадить юнкеров без седел и пустить в атаку на красных.
Отряд двигался довольно быстро, изредка Чернецов, вооруженный двумя кольтами и поэтому в отряде называвшийся «броневым», выезжал вперед на разведку. На небольших привалах ели сушеную рыбу, миндаль и урюк, захваченные под Лихой, в оставленных красными вагонах. Рассчитывая прийти в тыл станции Глубокой к часам 14–15, отряд, сбившись с правильного направления, так как он шел без дорог и потому сделал большой круг, подошел к станции только к вечеру. Люди все устали, проголодались и промерзли.
Логика требовала ждать следующего утра, но Чернецов, руководствуясь своими соображениями, решил теперь же кончить начатое. Ввиду наступающего вечера, отряд, не задерживаясь ни на минуту для отдыха, развернулся в боевой порядок и начал наступление. Орудие стало на ближайший бугор. Станция лежала немного внизу, на ней, казалось, все было спокойно, видны были маневрирующие паровозы, и, видимо, противник не ожидал, а потому отряд хотел воспользоваться темнотой и ее захватить. Орудию было приказано открыть по ней огонь, дабы вызвать панику.
Но это предположение, как и все наши ожидания в этот день, не исполнилось, и начались первые, еще незнакомые неудачи, как для партизан, так и для самого полковника Чернецова. В ответ на огонь орудия по нему открыла огонь 4-орудийная батарея, стоящая на закрытой позиции. Орудие начало нести потери, но огонь не прекращало. После нескольких выстрелов последовала вторая неудача, пушка отказалась стрелять из-за порчи стреляющего приспособления. Послали к передку за запасным, но, как всегда бывает, за одной неудачей следует и другая; передок орудия оказался передним ходом ящика, перепутали при разгрузке орудия с платформы, благодаря темноте и неопытности юнкеров, почему инструментальный ящик остался в Каменской. Стали под огнем чинить испорченное стреляющее приспособление, но не были в состоянии его исправить. Пушка, всегда так удачно поддерживавшая партизан, молчала. Батарея противника, вообразив, что она заставила замолчать орудие, перенесла огонь сначала на передок, а затем и по нашей пехоте.
При обстреле орудия был тяжело ранен двумя шрапнельными пулями юнкер Икишев: одной в плечевую кость левой руки, другой – в берцовую левой ноги, но благодаря своему сильному сложению сумел сам дойти для перевязки к передку, стоящему в полуверсте.
Между тем партизаны спускались к станции Глубокой. Подойдя к небольшой речке у поселка, они неожиданно попали под убийственный ружейный и пулеметный огонь противника. Неизвестно, ожидали ли большевики нас или преждевременный огонь нашего орудия дал им возможность приготовиться. Завязался упорный бой, партизаны бросились в атаку и выбили противника из поселка, или так называемого форт-штата, но понесли большие потери. Несмотря на это, они продолжали наступать не останавливаясь, но стало темнеть, и скоро наступила ночь.
Бой еще долго продолжался и к часам 24 стих, лишь продолжали раздаваться одиночные выстрелы. Но почему-то всем было ясно, что задача не выполнена, и, следовательно, бой проигран. Ввиду того что наступавшим было дано лишь направление, а не указано сборное место в случае неудачи для их сбора, у орудия, стоявшего все время на старом месте, был разложен костер. Через некоторое время стали подходить одиночками и группами партизаны, оказалось, что им удалось, преследуя противника, на его плечах ворваться на вокзал, но из стоявших там эшелонов они были снова встречены губительным огнем противника, стрелявшего почти в упор.
Сильные потери, громадное превосходство сил противника, а главное – наступившая ночь не дали им возможности захватить станцию, и, потеряв друг друга в темноте, разбившись на группы и блуждая, они стали пробиваться обратно. Более поздние из возвращавшихся уже натыкались на заставы большевиков, которые те успели выставить на старых местах. Офицерская рота куда-то пропала, оказалось впоследствии, что она оторвалась от партизан и, пройдя поселок за станцией, пробилась на Каменскую.
Положение отряда без пищи, воды и крова, так сильно во всем этом нуждавшегося, было незавидно. Командный состав собрался обсудить создавшееся положение, люди же, страшно уставшие, улеглись вповалку на земле, предварительно разобрав и уничтожив все имеющееся в лишь одной интендантской повозке. Хлеба не было, имелся только запас мясных консервов и сахара. Ездовые засыпали, ненапоенным лошадям дали овес. Тихо стонали немногие выбравшиеся из боя раненые. На совещании полковник Чернецов решил идти на ближайший хутор. Долго ездили и искали его конные, ездил и сам Чернецов, наконец он вернулся, привезя с собою 80-летнего старика, взявшегося нас проводить в один из хуторов, окружавших станцию Глубокую и в верстах трех от нас.
Разбудив людей и по возможности осмотрев всю площадь стоянки, чтобы не оставалось спящих, отряд двинулся. Ночь была темная, почти ничего не было видно. Отряд шел, отдавшись
