Людмила Бояджиева - Фрэнк Синатра: Ава Гарднер или Мэрилин Монро? Самая безумная любовь XX века

— А что ты просил?

— Что просят мальчишки?.. Какую-нибудь лошадь из папье — маше или мяч для бейсбола… Шучу, детка! Я же шучу! — Повалив Аву на спину, он сел рядом и молитвенно сложил ладони: — Я просил послать мне тебя.

«Тебя искал, плутая в лабиринте соблазнов и страстей…»

Через двадцать восемь лет после той памятной рождественской ночи небеса послали Фрэнку Аву. На радость или горе? Как это всегда бывает с очень крупными подарками, однозначно ответить трудно. Но кое-что можно сказать с уверенностью: Фрэнки заполучил уникальной красоты женщину. И огромную головную боль.

Многие считали Аву Гарднер самой красивой звездой, которая когда-либо сияла на голливудском небосклоне. Другие пошли еще дальше — в пятидесятые годы один журнал назвал ее «самым прекрасным животным на Земле». В ее честь переименовали остров в архипелаге Фиджи, а правнук Чарльза Дарвина величал Аву Гарднер «самым совершенным экземпляром человеческой породы». И он не преувеличивал. В длинной веренице красавиц — Ава самая красивая, а среди кинодив — самая искусительная и опасная.

Казалось бы, когда встречаются две столь исключительных особи, свершается некая высшая справедливость: лучшему — лучшее. Но ошибка заключается в том, что понятие «самая красивая женщина» не означает «самая подходящая». А масштабы личности выдающегося мужчины не гарантируют того, что он окажется «тем самым, единственным». Но разве поймешь это сразу, когда радость обладания захлестывает все доводы разума. Да и к чему разум опьяненному любовью?

Мечта наконец сбылась — Ава встретила мужчину своей мечты.

«Не будь дурой, он разобьет тебе сердце», — хором увещевали ее те, кто неплохо знал Синатру. Фрэнк считался первостатейным голливудским сердцеедом, и никто не верил, что он добровольно откажется от этого титула. — «В жизни я хочу испытать все, пока еще молод и крепок, — сказал он, когда перешел от меня к дальнейшему исследованию голливудской «конюшни». — Чтобы потом не пришлось жалеть — мол, того не успел, этого не попробовал…» Стервец! — Узнав о новом романе Авы, Лана Тернер припомнила все грехи бывшего любовника.

— А у нас с тобой, скажешь, другой подход? Мы не торопимся ухватить самое лучшее? Не морочь голову, подруга.

— Кроме всего прочего, этот сукин сын просто не умеет любить! Хам и скотина, — не унималась Лана, глядя на преобразившуюся Аву.

А та… пела!

— «Тебя обнять — и умереть… О миг один, как сладкий сон…» — мурлыкала она песенку Фрэнка. — Тебя он любить не умел, а меня очень даже умеет! Хамства же и у меня хватает — не из графьев, чай.

— Три дня этот паршивец, несомненно, продержится. Знаешь его знаменитый прием? Проводит ночь с молоденькой свеженькой девочкой, обедает с нею пару раз в ресторане, дарит дорогой подарок и быстренько, самым дружеским образом, чтобы не обидеть, расстается!

— Чудо как элегантно! А ты говоришь: «сукин сын»! Совершенно джентльменское поведение. Как я тебе? — Ава приняла эффектную позу, демонстрируя новый костюм — обтягивающие брючки из тонкой рыжей замши и роскошную белую капроновую блузку с воротником «апаш» и широченными воздушными рукавами. — Мы едем веселиться!

Брюки, натянутые как перчатки, подчеркивали все тайные изгибы совершенной фигуры, а сквозь полупрозрачную ткань блузки светилось горячее тело. Гвоздем туалета были сапожки — длинные и узкие, на металлических каблучках.

— Прихвати пистолет, чтобы отстреливаться от возбужденных жеребцов, — фыркнула Лана.

— Отстреливаться будет мой герой.

«Мы оба сорвались с цепи. Нет — съехали с катушек!»

— Ты совершенно сумасшедший! Мамочки! А-а-а! — На резком повороте взвизгнули тормоза. Хохоча, Ава навалилась на его плечо. — Мы задавим этих гусынь с фруктами!

Он поддал газу, распугав шарахнувшихся в стороны лоточников у набережной. Посыпались апельсины из опрокинутых корзин, краснолицые тетки с визгом бросились врассыпную.

— Сумасшедшая ты! Зачем я тебе? Я женат. У меня плохая репутация. На моей карьере поставили крест! — кричал он, вписываясь в крутые повороты на серпантине идущего вдоль побережья шоссе. — Я никому не нужен!

— Врешь! Все врешь! «Ты парень из Нью-Йорка..» — завопила она припев его шлягера.

— «Лихой ковбой из бара «Какаду!» — присоединил он фразу из другой песни. — А это? «Танцуй и пой…» Помнишь?

— «Танцуй, и сердце разорвется… Пусть я умру, но только не сейчас…»

— «А пуля дура настигнет нас…» — Отдав руль Аве, Фрэнк приподнялся на ходу. Необъятные холщовые белые брюки на широченных коричневых подтяжках, револьвер в руке — он был похож на лихого бандюгу.

— Ты мой Клайд, а я твоя Бони! Пали в копов! — хохотала Ава, вспоминая знаменитую историю влюбленных грабителей.

— «Мое сердце разбито! Слезы льются рекой… Я зарежу любого, лишь шепни мне: ты мой…» — Он разрядил револьвер в проносящиеся мимо агавы — сочные и наглые.

Они вопили как ненормальные, мешая обрывки песен, срывая поцелуи с огненных от виски губ. Ава умудрялась прильнуть к горлышку и, отхлебнув глоток, поделиться им с Фрэнком — изо рта в рот. Благо, напиток был смешан с содовой.

— Дай мне стрельнуть! — Зажмурившись, Ава пальнула в воздух. Грохнуло, со звоном посыпалось стекло. — Жуть, кажется, я попала в витрину.

— Хуже… — Фрэнк резко затормозил у тротуара. Лежавший на асфальте человек корчился и визжал, что его убили. Он оказался изрядно пьян и испуган. Витрину же пошивочного ателье разбил камень, отлетевший рикошетом из-под колеса.

— Ничего с этим бугаем не будет. Дай ему денег, и пусть заткнется. — Ава подтянула голенища сапожек. — Ты, конечно, настоящий раздолбай. Но главное — с тобой весело!..

Подробности их прогулки немедленно облетели все газеты. Были даже фото, а комментарии сражали наповал. «Безумная парочка Синатра и Гарднер устроила ковбойские игры в окрестностях Палм-Спрингса. Они носились в кабриолете певца, распевая песни и паля из револьвера!» «Синатра разбил витрину, ранил прохожего и оказался за решеткой». «Синатру, заплатившего штраф, выпустили. Травма пострадавшего оказалась незначительной». «Развратница Гарднер демонстративно шокирует общественную мораль, разрушая семью Синатры!»

Они валялись на ковре в гостиной холостяцкого дома Фрэнка, перебирая газеты, и хохотали. Рядом на подносе стояли блюда, доставленные из итальянского ресторана: лазанья, сыр, фаршированные помидоры, шампанское в ведерке со льдом, виски. Несколько бутылок с вином выстроились на шкафу. Они жевали, целовались, запивали еду и поцелуи вином и набрасывались друг на друга, как оголодавшие после долгой разлуки любовники. Подпевали во всю мощь Элле Фицджеральд, испускавшей немыслимые рулады с любимой пластинки Фрэнка, снова пили и целовались как одержимые. Называлась такая трапеза, совмещенная с любовными утехами, «пикничком».