Людмила Бояджиева - Фрэнк Синатра: Ава Гарднер или Мэрилин Монро? Самая безумная любовь XX века

Фрэнк сбежал от искушения. До сего дня он поступал ровно наоборот: ощутив знакомый зов плоти, умело вел игру и шел до победы. Эта чертовка несла в себе опасность. Скорее добраться домой и «выплакаться» на теплом плече Нэнси. Она давно не манила его как женщина, все перегорело. Но иногда хотелось простого человеческого общения. А они, что ни говори, были старыми друзьями.

Фрэнк уже готов был нажать на газ, когда на дверцу его форда-кабриолета легла женская рука в массивном золотом браслете. Подвески покачивались, вызванивая ворожащую мелодию.

— Подвезете? — Голос губительной сирены, которому невозможно противостоять, сразил железобетонного Фрэнки. Что-то, видимо, творилось в эту ночь — какое-то странное безумие витало в воздухе, насыщало его. В губительном коктейле сочетались последнее отчаяние обреченного и страстная жажда жизни. Жизни новой, едва приоткрывшей дверь и поманившей: «Сюда, сюда, счастливчик!»

— К вашим услугам, миссис! — Он распахнул дверцу. — Куда изволите?

— К черту лысому! — Ава откинулась на мягком сиденье и закрыла глаза. — Мне, видите ли, все равно.

Фрэнк направился к своей вилле. Ехал молча, пытаясь понять, что происходит. Привычные условия игры тут не срабатывали. Они казались ему до отвращения фальшивыми, ненужными. С таким мощным притяжением, которое исходило от Авы, сталкиваться этому искушенному женолюбу еще не приходилось.

— Мой дом. — Фрэнк притормозил у ворот. — Холостяцкая резиденция. Можешь думать все что угодно, но ничего подобного никогда ни с одной женщиной у меня не было. Я одержим тобой. Мозги набекрень, в глазах темно.

— Разумеется, эти слова ты говорил каждой. Но представляешь, какая глупость — я верю! Я верю тебе, и это тоже со мной впервые. Потому что… потому что я сама только сейчас…

Они бросились друг к другу, как первая женщина и первый мужчина, едва открывшие тайну слияния и гармонию единства…

Когда они смогли разомкнуть объятия, Ава сказала:

— Я ухожу. Секса с первого взгляда у нас не выйдет. Слишком дешево и просто.

— Слишком просто… — повторил он, соглашаясь. — О, разумеется! С тобой ничего не может быть так просто. На пути к богине должны вырастать непреодолимые препятствия: огнедышащие драконы, полчища лучников, эскадрильи «мессеров», клубки ядовитых змей… Просто подняться в спальню, одним в южной ночи… Это дешево.

«Страсть жжет. Костер пылает снова…»

Следующий день — другое дело. Это уже огромная выдержка и проверка чувств. Через двадцать часов после знакомства они лежали в объятиях, размышляя о том, что с ними случилось нечто совершенно необыкновенное.

— Признайся: ты мне подсыпала какое-то зелье. Я совершенно потерял голову. Сбрендил, как последний нищий, которого короновали на царство. — Лежа на спине, Фрэнк курил черную, длинную, как карандаш, кубинскую сигару. Сухощавый и тонкий в кости, он нес в себе стойкий заряд эротической энергии, столь часто свойственный южным мужчинам субтильного телосложения.

— Нет, голову потеряла я. Я! — Она провела пальцем от его губ к пупку и далее к тому месту, где победоносно возвышался неутомимый трудяга. — А ты в самом деле рекордсмен.

— Жизнь заставила! Не смейся, она всегда заставляла меня вырываться в лидеры, быть лучше других. Так прижмет — не отвертишься! — Он выпустил ароматный дым и повернулся к Аве: — А знаешь, когда ты вчера сказала, что секса с первого взгляда у нас не будет, я даже испытал тайное облегчение. По — радовался, что избавился от необходимости в очередной раз утверждаться в качестве непревзойденно — го любовника, соответствовать образу, в котором блистал на экране или на сцене. Что не придется пыжиться и видеть, как моя дама тоже изо всех сил пыжится, восхищаясь моей крутизной… А оказалось, что с тобой все по-другому.

— Да, у нас все не так. — Ава подозрительно прищурилась: — А ведь врешь! Врешь, Мистер Голос! Говорила мне мама: мужчинам доверять нельзя!

— Мне можно! Если будешь сомневаться — задушу поцелуями. — Почти осуществив угрозу, Фрэнк оторвался от ее губ и строго произнес: — У нас с тобой все совершенно иное… иное, восхитительное и настоящее… Обрати внимание — я ни разу не выругался! Сущий лорд.

— Лорд секса. У тебя были сотни женщин. И говорят, ты предпочитал девственниц. Пф-ф! Идиотизм! Это же скучно — столько на нее время угрохаешь, такая морока, а потом еще выясняется, что ей грош цена.

— Надо мной смеялись друзья, называли это староитальянским пережитком. Но знаешь, тут все решает подход. Надо так подойти к нетронутой девочке, чтобы этот первый раз был ей в радость. И тогда — кто может сравниться с нею! Ты что? Эй, почему хмурятся эти брови? — Он осторожно провел пальцем по изогнутой бархатистой дуге.

— Жалею, что не дождалась тебя девушкой. А ведь терпела до двадцати лет! Пуританское воспитание. Умри, но не дай поцелуя без любви. Вернее — без законного брака. Но не только это меня удерживало. Я ждала единственного.

— Знаю, знаю, им оказался Микки Руни. Помню, как все покатывались со смеху над его рассказом про новобрачную в серой рубашке, застегнутой до подбородка. Конечно, он все сочинил, подлец!

— Не все. Но радости тогда мне от него было не много. Да и ему тоже. Представляешь, какое идиотство: парень совершенно не рассчитывал, что нарвется на девицу! И обалдел, конечно, — такой «подарочек»! — Ава села. — Почему жизнь все перепутала? Я же знала, я видела… В мечтах видела, что за мной приедешь ты… Даже не целовалась ни с кем.

— Любовь моя, давай все поставим на место. Просто прокрутим пленку с начала. Ты — моя прекрасная, нетронутая невеста. Я тот, кто первый раз целует эти губы. — Фрэнк склонился над ней. — Ты не представляешь, до чего хороша и желанна. Верится, что к твоему сотворению приложил руку сам Создатель. Совершенство…

— И ведь это совсем не шутка. Я родилась в Сочельник, в Рождественскую ночь двадцать второго года… Мои старики уже настрогали кучу детей и не ждали еще одного ребенка. И тут я! Все говорили матери, что это Божий подарок. Потому, наверно, бедняга так тряслась над моей честью!

— Родилась в Рождество?! Да, да — именно так! — Глаза Фрэнка, устремленные в прошлое, прищурились: «Пошлют нам радость небеса, восславим Деву и Христа…» Помню! Мне было семь, я стоял на табурете и пытался спеть для гостей Рождественский гимн. Но наплел глупостей, мама заперла меня в темной кухне и велела молиться. Я смотрел в окно, на звездное небо над булочной напротив, и ждал Звезду.

— А что ты просил?

— Что просят мальчишки?.. Какую-нибудь лошадь из папье — маше или мяч для бейсбола… Шучу, детка! Я же шучу! — Повалив Аву на спину, он сел рядом и молитвенно сложил ладони: — Я просил послать мне тебя.