Джон Кракауэр - В диких условиях

Три часа спустя Голлиен свернул с шоссе на запад, и проехал так далеко, как только мог по заброшенной боковой дороге. Когда он высадил МакКэндлесса на тропе Стэмпид, температура была чуть выше нуля (ближе к ночи она опускалась до минус двенадцати). Полметра жесткого весеннего снега покрывали землю. Юноша еле сдерживал восторг. Наконец-то он был один в бескрайней глуши Аляски.

Когда МакКэндлесс продирался по тропе в парке из искусственного меха и с ружьем на плече, из еды у него были только четырех с половиной килограммовый мешок длиннозерного риса, два сандвича и пакет кукурузных чипсов. Годом раньше у Калифорнийского залива он протянул более месяца на двух с четвертью килограммах риса и рыбе, которую ловил дешевой удочкой — опыт, придавший ему уверенности, что и на Аляске он сможет добыть себе пропитание.

Самым весомым грузом в его наполовину пустом рюкзаке была библиотека: девять или десять книг в мягкой обложке, большую часть которых дала ему Джен Буррс в Найленде. Среди них были творения Торо, Толстого и Гоголя, но МакКэндлесс не был литературным снобом. Он просто брал книжки, которые ему было приятно читать, включая ширпотреб от Майкла Крайтона, Роберта Пирсига и Луи Л'Амура[63]. Не взяв с собой писчей бумаги, он начал лаконичный дневник на пустых страницах в конце «Травника Танаина».

На прилегающей к Хили оконечности тропы Стэмпид зимой можно встретить собачьи упряжки, лыжников и снегоходы, но лишь до конца марта — начала апреля, когда на реках вскрывается лед. Когда МакКэндлесс уходил в чащу, на большинстве крупных рек показалась открытая вода, и уже две-три недели никто не рисковал путешествовать по тропе слишком далеко. На земле оставался лишь слабый след от гусениц снегохода.

На второй день МакКэндлесс достиг реки Текланика. Хотя вдоль берегов тянулись изломанные ледяные карнизы, ледяных мостов над потоком уже не осталось, и он был вынужден переходить вброд. В начале апреля случилась оттепель, и ледоход уже прошел, но потом снова похолодало, так что уровень реки был очень низок — менее чем по пояс МакКэндлессу, так что ему удалось перебраться без осложнений. Он не подозревал, что переходит свой Рубикон. Неопытный, он не мог и предположить, что через два месяца, когда ледники и скопления снега в верховьях Текланики растают под воздействием летней жары, их стоки увеличатся в десять раз, превратив реку в глубокий свирепый поток, ничем не напоминающий уютный ручеек, через который он беззаботно переправился в апреле.

Из его дневника мы знаем, что 29 апреля МакКэндлесс где-то провалился под лед. Это, вероятно, случилось, когда он переходил через скопления тающих бобровых запруд сразу за западным берегом Текланики, но вряд ли это причинило ему какой-то вред. Днем позже, когда тропа поднялась на гребень, он впервые увидел высокие, ослепительно белые бастионы МакКинли, а днем позже, первого мая, в тридцати с небольшим километрах от места, где его оставил Голлиен, МакКэндлесс набрел на старый автобус у реки Сушана. Тот был оснащен нарами и печкой, а предыдущие посетители оставили в импровизированном убежище спички, средство от комаров и прочие нужные вещи. «День волшебного автобуса»[64], — записал он в своем дневнике. Он решил остановиться на некоторое время в автобусе, воспользовавшись его скромными удобствами.

Это приводило его в восторг. Внутри автобуса, на прибитом к оконной раме куске старой фанеры МакКэндлесс нацарапал восторженную декларацию независимости:

Два года он скитался по Земле. Ни телефона, ни ванны, ни собаки, ни сигарет. Абсолютная свобода. Экстремист. Странствующий эстет, чей дом — дорога. Спасшийся из Атланты. Да не возвратишься ты, ибо «хоть объезди целый свет, лучше Запада мест нет». И теперь, после двух кочевых лет, пришел час последнего и величайшего приключения. Решающей битвы, чтобы убить фальшивое существо внутри и победно завершить духовную революцию. Десять дней и ночей автостопом и на товарняках ведут его на Великий Белый Север. Дабы не чувствовать более в себе яда цивилизации, он спасается бегством и уходит один, чтобы затеряться в дикой природе.

Реальность, однако, быстро вторглась в мечты МакКэндлесса. Охотиться было сложно, и среди записей первой недели в глуши есть «Слабость», «Засыпан снегом» и «Бедствие». 2 мая он видел, но не застрелил гризли, 4 мая стрелял по уткам, но промахнулся, и, наконец, 5 мая убил и съел канадскую дикушу[65]. В следующий раз он добыл дичь только 9 мая, это была лишь одна маленькая белка, к тому времени он записал в дневнике «голодаю четвертый день».

Но вскоре удача резко повернулась к нему лицом. К середине мая солнце кружило высоко в небесах, заливая тайгу сиянием. Оно ныряло за северный горизонт менее чем на четыре часа, и в полночь небо светилось так ярко, что можно было читать. Везде кроме северных склонов и тенистых оврагов снежный покров растаял, обнажив прошлогодние плоды шиповника и бруснику, которыми МакКэндлесс просто объедался.

И на охоте ему стало больше везти. Следующие шесть недель он регулярно лакомился бельчатиной, дикушами, гусятиной и мясом дикобраза. 22 мая у него слетела с зуба коронка, но даже это не испортило ему настроение, поскольку на следующий день он вскарабкался на безымянный холм высотой в девятьсот метров, возвышавшийся прямо за автобусом, с которого ему открылись ледяные просторы всего Аляскинского хребта и многие километры необитаемых земель. Дневниковая запись этого дня привычно коротка, но, несомненно, восторженна: «ВЗОШЕЛ НА ГОРУ!»

МакКэндлесс сказал Голлиену, что не собирается засиживаться на одном месте: «Я буду все время двигаться на запад. Может, даже дойду до Берингова моря». Пятого мая, после четырех дней проведенных в автобусе, он возобновил свой поход. Судя по фотографиям из Минолты, МакКэндлесс потерял (или намеренно оставил) едва различимую тропу и направился на запад и север через холмы над Сушаной, попутно охотясь.

Продвижение было медленным. Чтобы прокормиться, он должен был тратить много времени на выслеживание дичи. Более того, по мере оттаивания земли, его путь превращался в череду болот и непроходимых зарослей ольшаника, так что МакКэндлесс с опозданием понял одну из главных, хотя и парадоксальных, аксиом Севера: лучшем временем для путешествия по пересеченной местности является не лето, а зима.