Хамфри Карпентер - Джон Р. Р. Толкин. Биография

Но Толкин умел преподавать живо и занимательно даже тогда, когда речь шла о чисто технических аспектах языка. Льюис в своем некрологе предполагает, что отчасти это явилось следствием давнего увлечения своими собственными языками, следствием того факта, что Толкин не просто изучал языки, но и сам их выдумывал. «Это может показаться странным, но тем не менее, несомненно, именно здесь — источник необычайной живости и реалистичности, которая впоследствии отличала его от всех прочих филологов. Он побывал внутри языка».

Фраза «отличала его от всех прочих филологов» звучит как чересчур смелое обобщение, но тем не менее это чистая правда. Сравнительная филология родилась и выросла в Германии в XIX веке. Ученые, занимавшиеся ею, уделяли чрезвычайно большое внимание точности, но их труды при этом невыносимо скучны. Наставник Толкина, Джозеф Райт, учился в Германии. И хотя книги Райта внесли бесценный вклад в науку о языке, они почти ничего не говорят о яркой личности их автора. Толкин очень любил своего старого учителя, однако, когда он писал об «очкастом филологе, который был англичанином, но обучался в Германии и потерял там свою литературную душу», он, вероятно, имел в виду и Райта тоже.

Толкин своей «литературной души» не терял никогда. Его научные работы неизменно отражают живость его ума. Даже в самые сложные аспекты своего предмета Толкин привносил изящество выражений и ощущение, что данный вопрос имеет отношение к более широким темам. Нигде это не проявляется отчетливее, чем в его статье (опубликованной в 1929 году) об «Ancrene Wisse», средневековом собрании наставлений группе отшельниц, созданном, вероятно, в западном Мидленде. В этой выдающейся, блестяще написанной работе Толкин показывает, что язык двух важных рукописей текста (одна хранится в одном из кембриджских колледжей, другая — в Бодлианской библиотеке в Оксфорде) являлся не просто неотшлифованным диалектом, но литературным языком, следовавшим непрерывной литературной традиции, возникшей задолго до норманнского завоевания. Свой вывод он излагает весьма живо и образно — и обратите внимание, что здесь он и в самом деле говорит о своем любимом западномидлендском диалекте в целом:

«Нельзя сказать, что это язык, давным-давно отправленный «в глушь», а теперь пытающийся вновь обрести голос, застенчиво подражая тем, кто познатнее, или из сострадания к черни; напротив, он никогда не опускался до уровня черни и в беспокойные времена сумел сохранить облик джентльмена, пусть даже провинциального джентльмена. У него есть свои традиции, он знаком с книгами и пером, но при этом он тесно соприкасается со славной живой речью — с почвой где-нибудь в Англии». Такой стиль, насыщенный яркими образами, свойствен всем статьям и лекциям Толкина, сколь бы сложной и малоинтересной ни представлялась их тема. В этом отношении Толкин, можно сказать, основал новое направление в филологии: до него никто не привносил в эту науку такой человечности, чтобы не сказать «такой эмоциональности»; и данный подход оказал влияние на многих из наиболее способных учеников Толкина, которые впоследствии сами стали видными филологами. Нельзя не отметить также, что Толкин был крайне добросовестен. В его работах довольно много откровенных, веских заявлений, подобных приведенному выше, но все это — не просто предположения и допущения, а плод бесчисленных часов, посвященных исследованию темы вплоть до мельчайших подробностей. В сравнительной филологии вообще требуется крайняя скрупулезность, но Толкин обладал ею в избытке даже по меркам своей науки. Он стремился к предельной точности, и это стремление вдвойне ценно, поскольку сочеталось в нем с даром выслеживать закономерности и соотношения. «Выслеживать» — хорошее слово: не будет чересчур смелым полетом фантазии представить себе Толкина этаким Шерлоком Холмсом от филологии, который, видя кучу разрозненных фактов, выстраивает на их основании выводы о каком-либо важном вопросе. Толкин демонстрировал свое умение «выслеживать» и на более простом уровне: обсуждая с учеником какое-либо слово или фразу, он мог на ходу подобрать целый ряд аналогичных форм или выражений из других языков. И даже в непринужденной беседе он время от времени неожиданно вставлял замечания об именах или названиях: к примеру, что фамилия Во (Waugh) исторически представляет собой единственное число от слова «Уэльс» («Wales»).

Но, возможно, все это слишком похоже на традиционный образ ученого в башне из слоновой кости. А чем он, собственно, занимался? Что полагалось делать профессору, преподавателю англосаксонского языка в Оксфорде? В трех словах: работать, работать и работать. Согласно университетскому уставу, Толкин был обязан проводить не менее тридцати шести лекций или семинаров в год. Но Толкин считал это недостаточным для своего предмета и на второй год после того, как он был избран профессором, провел сто тридцать шесть лекций и семинаров. Отчасти потому, что Других преподавателей древне- и среднеанглийского было сравнительно мало. Позднее Толкин сумел добиться, чтобы в помощь ему назначили еще одного филолога, Чарльза Ренна, прекрасного преподавателя, только студенты его боялись. Благодаря этому рабочий график Толкина стал несколько менее напряженным. И все же на протяжении тридцатых годов Толкин каждый год проводил по крайней мере вдвое больше лекций и семинаров, чем того требовал устав, значительно больше, чем большинство его коллег.

Итак, большую часть его времени занимали лекции и подготовка к ним. По правде говоря, этот груз временами становился настолько тяжел, что Толкин оказывался не в состоянии с ним управиться и вынужден был отказываться от того или иного курса лекций, потому что просто не успевал его составить. Разумеется, Оксфорд злорадствовал по этому поводу и распускал слухи, что Толкин-де не готовится как следует к лекциям, хотя на самом деле Толкин как раз готовился к ним чересчур тщательно. Крайняя добросовестность заставляла его излагать свой предмет не иначе как самым исчерпывающим образом, из-за чего Толкин зачастую отвлекался на второстепенные детали и забывал об основной теме.

Кроме того, ему по должности полагалось курировать аспирантов и принимать университетские экзамены. Вдобавок он довольно много подрабатывал «вольнонаемным» в качестве экзаменатора со стороны в других университетах: у него было четверо детей, и приходилось делать все, чтобы хоть как-то увеличить свои доходы. В двадцатых и тридцатых годах Толкин побывал экзаменатором во многих британских университетах и проводил бесчисленные часы за проверкой экзаменационных работ. После Второй мировой он ограничил свою деятельность тем, что регулярно принимал экзамены в разных колледжах в Ирланди, много путешествовал по Эйре[49] и обзавелся там большим количеством друзей. Это пришлось ему по вкусу. Куда менее приятным, скажем прямо, нудным и неблагодарным занятием была проверка экзаменов на аттестат зрелости (его как раз ввели в британских средних школах), за которую он брался до войны каждый год, чтобы подработать. Конечно, для него было бы лучше посвятить это время научным исследованиям или творчеству, но забота о семье вынуждала Толкина каждое лето заниматься этим унылым делом.