Исаак Розенталь - Провокатор. Роман Малиновский: судьба и время

Тем не менее во время совещания Малиновский изображал несправедливо обиженного (было решено передать часть его функций в «Правде» другим депутатам, прежде всего, обязанности казначея). О совещании Н.К.Крупская писала: «…Сутолока была отчаянная. В общем совещанием мы довольны, хотя публика нервничала чересчур, особенно Костя, который издергался весь»[389]. В воспоминаниях она расшифровала это место: «…Малиновский нервничал вовсю, по ночам напивался пьяным, говорил, что к нему относятся с недоверием. Я помню, как возмущались его поведением московские выборщики Балашов и Новожилов». Далее идет фраза, видимо, из области домысливания: «Почувствовали они какую-то фальшь, комедию во всех этих объяснениях Малиновского»[390]. Объяснений — в прямом смысле этого слова — как раз и не последовало, а истерика Малиновского другим делегатам совещания была не внове.

По существу дела московские выборщики могли подтвердить (и подтвердили) все, что говорил Малиновский о партийной работе в Москве и Московской губернии: она развивалась успешно, большевистское влияние неоспоримо росло, «Правда» и «Наш путь» распространялись все шире, а «Луч» — наоборот и т. д. — все это не могло не ставиться в заслугу Малиновскому, его энергии и уменью направить усилия выборщиков и уполномоченных в своем избирательном округе. Ленин тщательно записывал данные из выступлений московских делегатов[391].

Ф.А. Балашов и Я.Т.Новожилов вернулись с Поронинского совещания доверенными лицами ЦК, но уже в конце 1913 г. — начале 1914 г. их арестовали; вскоре арестовали и других московских выборщиков и многих связанных с ними рабочих-активи-стов: одним ударом охранка разорвала с таким трудом налаженные связи[392]. «… у нас здесь половина Москвы», — писали в конце 1913 г. из Нарыма[393].

Зато, несомненно, укрепил положение Малиновского раскол думской фракции. 15 ноября 1913 г. Малиновский подал в президиум Думы заявление от имени шести депутатов-большевиков о выделении их в самостоятельную фракцию. Председателем новой фракции депутаты избрали Малиновского.

Еще в начале деятельности IV Думы Ленину стало ясно, что депутаты-меньшевики будут активно пользоваться своим количественным перевесом в один голос. Решения о тактике большевиков в связи с этим принимались па Краковском и Поронинском совещаниях, неоднократно писал об этом Ленин. Малиновский следовал здесь партийным решениям и, поскольку имел соответствующие инструкции Белецкого, никаких колебаний не испытывал — в отличие от некоторых других депутатов-большевиков, которые поначалу думали, что «ликвидаторство изживается, и ликвидаторы возвращаются к старому меньшевизму» (так объяснял свою позицию Г.И.Петровский)[394]. Когда в декабре 1912 г. меньшевики поставили вопрос об объединении двух легальных рабочих газет и предложили, чтобы уже теперь все рабочие депутаты сотрудничали и в «Правде», и в «Луче», не приняли это предложение только Малиновский и Муранов; другие депутаты-большевики согласились. От участия в «Луче» они отказались лишь 30 января 1913 г., после Краковского совещания.

Впоследствии Чхеидзе утверждал, что Малиновский выискивал любой повод, чтобы обострить отношения внутри фракции[395]. Возможно, доля истины здесь есть и немалая. Но бесспорно и то, что «раскольническую» роль Малиновского меньшевики преувеличивали.

Претензии большевиков, усиленно подогреваемые Лениным, сводились к требованию равноправия, так как шестеро депутатов представляют большую часть рабочих, принимавших участие в выборах. Меньшевики возражали: нельзя исходить из недемократической избирательной системы, каждый член думской фракции защищает интересы рабочего класса. Большевики заявляли, что их постоянно ущемляют: в течение первой сессии они получили возможность выступить 39 раз, а меньшевики — 95; большевики были представлены в 9 думских комиссиях, меньшевики в 20; из комиссий, где было по одному социал-демократу, большевики входили в б, а меньшевики в 16. Только двое большевиков участвовало в двух комиссиях одновременно, тогда как Чхенкели — в шести, Скобелев — в пяти, Маньков — в четырех, Чхеидзе — в трех [396]. Но для такой работы были более подготовлены депутаты-интеллигенты, а они имелись только среди меньшевиков. К тому же большевик Самойлов часто отсутствовал по болезни.

Раскол между большевиками и меньшевиками есть в сущности течение «противуинтеллигентское», оно отражает скептическое отношение народа к интеллигенции, говорил член кадетского ЦК Л.М.Колюбакин, подметивший тенденцию, проходящую через всю историю большевизма[397]. А меньшевикам превращение малочисленной думской фракции в две микроскопические представлялось тактикой «левее здравого смысла».

Так или иначе, но намеченный ленинским сценарием разрыв произошел. Исчез последний заметный остров социал-демократического единства. Реакция на это была неоднозначной, многие рабочие не знали, как отнестись к очередному расколу. Шестерка все же получила поддержку большинства партийных организаций и более, чем двух третей (69 %) всех, кто подписал резолюции, в которых выражалось отношение к отделению большевиков (в Петербурге — 74 %)[398]. Иначе обстояло дело в эмигрантских колониях. С желанием Ленина воздействовать в большевистском духе на заграничные организации была связана поездка Малиновского во время рождественских думских каникул в Западную Европу. Эта поездка позволила бы политическим эмигрантам судить о лидере большевистской фракции уже не понаслышке.

6(19) января 1914 г. он приехал вместе с Лениным в Париж — центр русской политической эмиграции и на следующий день выступил перед большой аудиторией — 400–600 человек — с докладом о работе думской фракции. Доклад продолжался два часа и произвел сильное впечатление. Эсер А. Воронов писал, что «давно не слышал такой содержательной, дышащей жизнью и верой речи». Малиновского он воспринял как живую иллюстрацию к публиковавшимся тогда в русских журналах очеркам публициста Л.М.Клейнборта о «рабочей интеллигенции»[399]. Докладчик рассказывал с множеством подробностей, как проходили выборы в IV Государственную думу, описал первое свое выступление в Думе («и у меня тряслись поджилки», — признался он), особо остановился на тесных отношениях рабочих депутатов со своими избирателями, избегая, однако, прямых упоминаний о партии, революции и т. п. — такое условие поставил перед ним Ленин, опасавшийся, что чрезмерная откровенность повредит Малиновскому, когда он вернется в Россию, так как на собрании не могли не присутствовать агенты охранки. Доклад, по мнению Ленина, был очень удачный[400]. «Правда» сообщила, что Малиновского слушали «с затаенным дыханием», он кончил доклад под бурные аплодисменты.