Борис Бурда - Великие романы

Брак Перикла и Аспазии был своего рода героизмом. Враги бьют в слабое место. А у Перикла, стратега Афин, да еще во времена тяжелой войны со Спартой, врагов было – ешь не хочу. Они, чтоб ему досадить, против Аспазии процесс в суде начали: ремесло у нее сами знаете какое было, а к ней в гости наши жены ходят – значит, она их развращает, а с ней мужья – значит, и их, а они к нам – значит, и всех нас. И вообще дочек именем муз назвала – святотатство, хотя все так делали. И все на таком же уровне. Вплоть до обвинения в том, что когда она стала чуть постарше, то, чтоб Перикл не очень скучал, специально нанимала (в те времена скорее покупала) в дом красивых служанок. Ну конечно надо было специально подбирать уродин, а то под суд! Казалось бы, от такой чуши легко защититься: развращала, говорите, – а доказательства где? Но в том-то и дело, что в Афинах женщине в суде вообще выступать было нельзя! За Аспа-зию заступился сам Перикл и еле добился прекращения обвинения. Говорят, даже плакал прямо на суде, и судьи не выдержали – Перикла в Афинах уважали. А врагам радость, сами понимаете. Перикла через его друзей они и доставали, к нему самому придраться кишка была тонка.

Кстати, именно Перикл построил великий Парфенон, и не все были с ним согласны – идет война, деньги на оружие нужны, причем ведь это не только Афин деньги, но и их союзников… «Хорошо, – сказал Перикл, – я сам за все заплачу и на свои все дострою, хоть разорюсь, но на всех зданиях так и будет написано, что я это построил, а не Афины». «Ни за что!» – закричали все, потому что понимали, что Акрополь будет славой мира на века. Что же касается союзников, то Перикл объявил, что Афины не собираются отчитываться перед ними, на что они тратят общую казну их военного союза. Защитить защитим а куда деньги потратим – наше дело. Вот такая демократия. Не говоря уже о том, что Перикл все равно в Афинах что хотел, то и делал – в частности, потому что был прекрасным оратором и мог убедить народ в чем угодно. Его политический противник, вождь аристократов Фукидид, оставивший нам прекрасную историю тех времен, ставшую классической, писал об Афинах времен Перикла: «На словах это была демократия, на деле – правление одного человека». Только ли Перикла? Все сходятся на том, что Аспазия помогала ему писать его лучшие речи.

Но те, кто не мог справиться с Периклом, добрались до его друзей. На Фидия, украсившего храм великолепной статуей Зевса, подали в суд – мол, украл золото, которое из казны отпустили на одежду Зевса. Фидий как чувствовал и специально сделал все так, что эту золотую одежду Зевса можно было снять и взвесить – оказалось, что все до копеечки на месте. Но враги не успокоились и обвинили его в богохульстве – преступление страшное, а свидетелей найти можно, были бы денежки… Фидия схватили и бросили в тюрьму. Перикл, наверное, его бы освободил, но Фидий возьми там и помри вроде бы от болезни, но почему так кстати? И не кричите: «Тирания!» – решение приняли безупречным демократическим путем судьи, избранные народом, о них еще дальше будет. Демократия по сравнению с тиранией – как гоночный «феррари» рядом со стареньким «Запорожцем». На «феррари» ехать и быстрее, и удобнее, но если не умеешь водить – разобьешься скорее и будет больнее. Особенно с такой странной демократией, как афинская в те времена.

В принципе большинство неприятностей Перикла и Аспазии проистекали от причин, самим Периклом и созданных, – жаловаться не на кого и все справедливо. Перикл сам ведь настоял на законе о гражданстве – народу это понравилось: не примажутся, мол, чужаки, лимита, мигранты, инородцы к нашей сытной пайке. А теперь оказалось, что сын его – не афинский гражданин и стать им по закону не может. Ну, закон законом, а первый человек в городе, как вы понимаете, равнее других – добился Перикл и этого немыслимого дела, внесли его сына от Аспазии, тоже Перикла, в списки граждан, разумеется, совершенно незаконно. Какое будет ребенку от этого счастье – чуть позже. Да и добился он такого послабления только после смерти двух сыновей от первой жены. Сказать Периклу напрямую «Пусть твой проклятьем заклейменный род угаснет» тогда было некому.

Война Афин и Спарты была не столь уж редким в истории сражением слона с китом – гениальным строителям кораблей и крепостей было не так легко выяснить отношения с непобедимым сухопутным войском. В городе спартанцам афинян не взять, крепости брать они совсем не умеют, но в открытом поле им равных нет – вот спартанцы и начали разорять поля афинян, выманивать их на классическое сухопутное сражение, которое спартанцам выгодней. Ан нет – Перикл не давал, он правильно считал, что сражаться надо там, где выгодно тебе, а не противнику. Но от жуткой скученности в Афинах началась чума. Или не чума – поди пойми, что называли чумой при тогдашнем состоянии медицины. Умер от этой чумы и Перикл, а когда перед смертью все друзья причитали и хвалили его, успел сказать: «Не за то хвалите – главное, что ни один афинянин не надел по моей вине черного плаща». Траурной одежды то есть. Перикл правил по воле народа, добиваясь своего голосованиями а не казнями и пытками. Поэтому при нем Афины цвели и побеждали. А что после него будет? И вообще, где же проклятие? Все люди смертны. Но жизнь-то Перикл прожил хорошую – с любимой женщиной соединился, сына от нее узаконил. Сейчас увидим, на какое же счастье это все было…

Конец войны Афин и Спарты достаточно прочно связан с сыном Перикла – но как страшно и причудливо! Сын Перикла был одним из полководцев в победоносном для афинян сражении при Аргинусских островах, где они разбили спартанцев в пух и прах. Вот только беда: страшная буря раскидала афинские корабли, и не всех своих убитых они смогли собрать и похоронить – никакой возможности не было. И теперь слушайте и представьте себе – афиняне за то, что не похоронили своих убитых, которых никто найти и похоронить не смог бы, присуждают своих победивших полководцев к смерти и казнят, в том числе и сына Перикла. Остаются одни бездарности, которые вскоре позорно проигрывают Спарте сражение при Эгоспотамах. Страшно даже говорить, как именно: разбрелись от боевых кораблей кто куда, бельишко постирать да супчик сварить, – тут спартанский полководец Лисандр и взял их практически голыми руками, уж с дисциплиной у спартанцев никогда не было проблем. Афинам пришел конец, больше они никогда не поднимутся до высот, на которых удерживал их Перикл. В итоге дойдет до того, что некий европейский путешественник XIV века, добравшийся до Аттики, с удивлением писал, что город Афины, прославленный в древности, оказывается, еще существует…

Вот оно, проклятие Алкмеонидов, – как страшно оно поразило Периклов род! А афинян-то за что – они ведь не Алкмеониды? А за их собственную глупость и зверства – чтоб думали, за что голосуют… Давайте запомним этот прискорбный нюанс демократии и подумаем – а все ли мы сделали, чтоб с ним не столкнуться? А Перикл его знает! Во всяком случае, давайте подумаем – а много ли толку было в идиотских запретах, которые двое любящих все равно нарушили, и от травли, которой их подвергли? В итоге всем стало плохо – и тем, кого травили, и тем, кто травил. Кому нужны общественные нормы, от которых всем только хуже? Мелким людишкам, которые не способны ничего создавать а только разрушать и пакостить. Не хотите об этом подумать и готовы их поддерживать? Тогда мы сами подумаем, кто вы такой. Правда, они опасны и могут натворить немало беды. Но об этом – следующий рассказ.