Борис Яроцкий - Дмитрий Ульянов

ВЕТЕР ФЕВРАЛЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

1917 год начался в севастопольском крепостном госпитале необычно. В одной из палат раненые устроили митинг. Несмотря на угрозы начальника госпиталя, митинг прошел под лозунгом: «Долой войну! Не будем возвращаться в окопы!»

Оказавшись невольным участником митинга, Дмитрий Ильич узнал, что «бунтуют» солдаты не только в госпиталях. По распоряжению коменданта крепости, казарма артиллерийского дивизиона оцеплена войсками. Идут переговоры командования с артиллеристами о выдаче зачинщиков митинга, заявивших: «Долой царя!» Командование флотом и гарнизоном торопилось локализовать очаги выступлений революционно настроенных солдат и матросов, опасаясь, что пламя восстания перекинется на весь город, а затем и на боевые корабли Черноморской эскадры. Тогда уж революцию не остановить никакими, даже самыми репрессивными мерами. Третий год полыхала война, и гнев трудящихся достиг предела.

Севастополь начала 1917 года был подобен бочке с порохом, которая могла в любой момент взорваться. В крепости насчитывалось 80 тысяч населения, из них почти 30 тысяч — рабочие военных предприятий. Кроме того, Черноморский флот состоял более чем из 100 боевых кораблей с экипажем в 40 тысяч матросов. В большинстве своем это были крестьяне из украинских губерний, а также рабочие, призванные из Ростова, Николаева, Луганска. Харькова — индустриальных районов. На отдельных кораблях и военных заводах Севастополя действовали большевистские агитаторы. Правда, Черноморский флот не имел большевистской организации, такой, как на Балтике. Здесь было засилье кадетов, меньшевиков, эсеров. Они называли себя борцами за демократию, но на деле занимали откровенно контрреволюционную позицию. Поэтому, не встречая сопротивления, командование флота безбоязненно отдавало в арестантские роты большевистски настроенных солдат и матросов.

Военно-полевой суд ждал и солдат крепостной артиллерии, отказавшихся выдать организаторов антивоенного митинга. Но в ночь на второе марта оцепление казарм неожиданно было снято. И еще двое суток город жил в неведении: как это понимать? В печати — никаких разъяснений. Мало того: подписчикам не поступили ни петроградские, ни московские газеты.

В столице что-то произошло. Об этом знало только командование флота. Но оно выжидало. Видимо, ему нужны были указания: как действовать дальше?

Третьего марта в госпитале творилось невероятное. Раненые вновь митинговали. Начальник госпиталя делал вид, что ничего не видит и не слышит. С утра он уехал в штаб, вернувшись, объявил: царь Николай II отрекся от престола, власть перешла в руки Временного правительства. Больше он ничего не сказал, но уже и этого было достаточно. Ликованию не было предела. Революция совершилась!

И севастопольская крепость из края в край забурлила митингами. Быстрее всех действовали кадеты. Уже к шестому марта они во всех городах Таврии сумели создать «общественные комитеты» и «комитеты общественного спасения».

«Общественный комитет» был образован и в Севастополе. По-прежнему действовала городская дума. Началась спешная перекраска городских учреждений в «революционный» цвет. Полиция стала называться милицией, полицейские — милиционерами. Кроме того, в числе милиционеров оказалась довольно большая группа черносотенцев, принимавших участие в расправе над соратниками лейтенанта Шмидта. Почувствовав силу, кадеты повели агитацию за поддержку Временного правительства.

В армии и на флоте, в сущности, все осталось по-старому. Адмирал Колчак, махровейший монархист, будущий «верховный правитель», уверенно, как и при царизме, командовал Черноморским флотом. Единственное новшество — к командующему был приставлен комиссар Временного правительства.

Севастополь наполнился «листками», «известиями», «бюллетенями» — печатной продукцией многочисленных буржуазных и мелкобуржуазных партий. В Крыму их было более двух десятков. Среди обилия листовок в Севастополе не оказалось только большевистских. Здесь большевики не имели своей типографии. Все типографии находились в частных руках. Предприниматели-полиграфисты выполняли заказы лишь за большие деньги. Севастопольские большевики не располагали не только деньгами, но и своей самостоятельной организацией. Они по-прежнему считались «объединенными» с меньшевиками. Благодаря такой половинчатой позиции некоторых большевиков все партийные средства оказались в руках у ренегатов.

Еще в 1914 году, сразу же по приезде в крепость, ознакомившись с партийной обстановкой, Дмитрий Ильич отрицательно отнесся к такому объединению. За два с половиной года он ни разу не присутствовал на «объединенных» заседаниях. Может, это уберегло его от ареста. Сейчас ситуация менялась. Настала пора выходить из подполья.

5 марта Иван Каллистратович Ржанников встретился с Дмитрием Ильичом у него на квартире, принес подарок: первую доставленную в Севастополь «Правду». После длительного перерыва газета снова издавалась. Для Дмитрия Ильича за последнее время это был, пожалуй, самый памятный день. О чем писала «Правда»? Она призывала создавать рабочие Советы по типу тех, которые были в годы первой русской революции. «Правда» писала, что такой Совет уже создан в Петрограде. Совет потребовал освободить всех политических заключенных.

Действия Петроградского Совета радовали. Надо следовать примеру петроградских рабочих. Советы рабочих и солдатских депутатов в противоположность буржуазному Временному правительству — орган пролетарской власти. «Правда» разъясняла, что нужно делать пролетариату во всех уголках России.

Вечером этого же дня немногочисленная группа севастопольских большевиков собралась в столовой на Рыбной площади для обсуждения неотложных вопросов. Главным на повестке дня стоял вопрос об участии в выборах депутатов в Советы. Уже не было секретом, что кадеты и эсеры форсировали события, спешили создать Советы, по духу близкие к «комитету спасения». Даже наметили дату выборов: 6 марта. Большевики пришли к единственно правильному выводу: превосходство врагов временное. Надо на выборах, где только возможно, выдвигать своих, большевистских кандидатов. В полдень 6 марта начались выборы в Совет. Наряду с кадетами выборами руководили меньшевики и эсеры. Абсолютное большинство депутатов оказалось от мелкобуржуазных партий. В Севастопольский Совет первого состава вошло только два большевика, Калич и Сюсюкалов.

Обстановка в Севастополе не благоприятствовала работе большевистских депутатов. И о том, чтобы перетянуть массы на свою сторону, еще не могло быть и речи. Мелкобуржуазная волна, как писал об этом периоде В. И. Ленин, подавила сознательный пролетариат не только своей численностью, но и идейно, то есть заразила, захватила очень широкие круги рабочих мелкобуржуазными взглядами на политику.