Павел Куприяновский - Бальмонт

Из Библии поэту оказывается ближе всего исходная мысль: «О, да, в начале было Слово…».

Примечательное литературное событие 1904 года в жизни Бальмонта — выход в издательстве «Гриф» сборника его статей «Горные вершины». Книге предпослан эпиграф, выражающий ее идею: «Великие умы, как горные вершины, горят издалека» (индийское изречение). В предисловии автор подчеркивает, что с вершины «видно все: личное и общее, жизнь и смерть, грани и безграничность». В книге собраны статьи, лекции и эссе, которые неоднократно упоминались и цитировались нами. Это своеобразная литературно-критическая проза, в которой очень субъективно, в лирико-импрессионистическом ключе рассматриваются некоторые имена и явления русской и мировой литературы. Работы эти очень важны для понимания мировоззрения и поэзии Бальмонта, так как приоткрывают завесу над его представлениями о сути художественного творчества и личности творца.

Книга неожиданно вызвала широкий отклик в печати. Александр Блок в рецензии «К. Д. Бальмонт. Горные вершины» (Новый путь. 1904. № 6) писал: «Критик, вооруженный большой художественной эрудицией, воскрешает перед нами в творческих образах целый пантеон мировой литературы и искусства». Причем, по его мнению, «страницы, относящиеся к иностранцам (а таких большинство), как-то увереннее, напряженнее, красивее. <…> Бальмонт — европеец. От этого книга его, более слабая в „русском отделе“, приобретает для нас большую ценность в „европейском“». А в целом, заключает Блок, эта книга — «яркое и полное проявление того художественного индивидуализма, приемы которого далеко отошли от мещански-будничных приемов „объективной критики“, то есть критики без любви к тому, о чем она трактует. Лозунгом подобной критики служил (и, увы! до сих пор иногда служит) взгляд на литературу исключительно как на „социальный фактор“».

Сам Бальмонт придавал серьезное значение работам, вошедшим в «Горные вершины», и представлял их «только как начало длинного ряда очерков по литературе, искусству и религии». Прочитав статью Брюсова «Страсть» (Весы. 1904. № 1), в которой автор утверждал близкую ему идею о праве художника воссоздавать наряду с духовным и телесно-чувственное начало в природе человека, Бальмонт убеждал его собрать том статей «по самым основным вопросам творчества» (письмо от 12 июля 1904 года). Такую книгу — «Далекие и близкие» — Брюсов собрал и издал лишь в 1912 году, а Бальмонт свои литературные эссе выпустил и в 1907 году («Белые зарницы. Мысли и впечатления»), и в 1910 году («Морское свечение»).

Значительную часть 1904 года Бальмонт провел за границей. 4 мая он выехал во Францию и вскоре прибыл в Париж. Там он постоянно общался с Максимилианом Волошиным, который работал французским корреспондентом журнала «Весы» и был хорошо знаком с литературно-художественной жизнью Парижа. Бальмонта он нашел «на редкость жизнерадостным и бодрым». Он же познакомил Бальмонта с французским поэтом-символистом Рене Гилем, и они, как свидетельствует Волошин, «друг другу очень понравились».

Восемнадцатого мая (31-го по европейскому календарю) Бальмонта пригласил к себе известный драматург Морис Метерлинк. Его знаменитая «Синяя птица» шла на сцене Московского Художественного театра. Поэт переводил его пьесы для этого театра и поехал к нему вместе с Волошиным, чтобы поговорить, по просьбе К. С. Станиславского, о их постановке. Не без юмора эта встреча описана (очевидно, по рассказу Бальмонта) Екатериной Алексеевной: «Метерлинк был увлечен автомобилем и ни о чем другом не хотел говорить. Когда Бальмонт попросил позволения посмотреть библиотеку, Метерлинк (толстый, добродушный) открыл ему дверцы библиотечного шкафа и, смеясь, сказал: „Вам это будет неинтересно“. На полках оказались шины для колес авто и всякие приспособления для машины, книги по техническим вопросам, инструменты». Бальмонт был разочарован. Спустя некоторое время о творчестве Метерлинка он опубликует эссе «Тайна одиночества и смерти» (Весы. 1905. № 2).

В июне Бальмонт направился в любезную его сердцу Испанию, намереваясь уделить особое внимание Кастилии. 8 июня он был в Тулузе. Из Барселоны 14–15 июня он отправил шесть писем Екатерине Алексеевне в Париж. «Какое здесь ликование жизни», — восхищался поэт. «Здесь сумма Испании, Италии и чего-то африканского», — отметил он в другом письме. Но главное содержание этих писем — не описание красот Барселоны, а вопль о помощи.

Поездка в Барселону совпала с очередным «отпадением» поэта, во время которого он потерял денежный чек банка «Лионский кредит» и оказался в кризисном положении. Его письма Екатерине Алексеевне — это и крик отчаяния, и угрызения совести, и раскаяние: «Мое легкомыслие преступно и не знает границ. <…> Мне так больно, что я уехал один. Никогда не повторю подобной вещи. Я вижу твое лицо, твои милые глаза. Сердце дрожит, я люблю тебя, и нет тебя со мной. Все теряет смысл без тебя, мир — жестокая панорама. <…> Милая, не кляни меня, любимая! Без тебя мне смерть и гибель». В другом письме: «Прости. Было безумием уезжать одному в таком нервном состоянии. Ты была права, ты говорила, я не послушался. Катя, я всегда наказан, когда я упрямствую. <…> Каждая моя преступно-мальчишеская попытка „освободиться“ (как будто я с тобой не свободен) приводит лишь к рабству и тоске. Ты моя жизнь, ты мое все».

«Нервное состояние», о котором упоминает Бальмонт и которое закончилось запоем в Барселоне, было, очевидно, вызвано конфликтом с Екатериной Алексеевной из-за Елены Константиновны Цветковской. «С 1904 года, — читаем в воспоминаниях жены поэта, — Елена уже неукоснительно следовала за нами всюду. Она поселялась рядом, где бы мы ни жили… в Париже, в Петербурге, в Москве. Она бросила свои занятия, все время уходило на служение Бальмонту». «Елена живет в моей душе», — признавался Бальмонт Брюсову в письме 1903 года. Она властно притягивала его к себе, и он не хотел разрыва с ней, чего добивалась Екатерина Алексеевна, пригрозив уехать в Россию. Бальмонт решил отправиться один в Испанию, от чего жена его отговаривала, видя его нервно-возбужденное состояние. Чем это кончилось — ясно из процитированных писем.

Вопрос с деньгами был улажен, и через Сарагосу и Мадрид Бальмонт вернулся в Париж, чтобы затем остальную часть лета провести в России, в имении Борщен Нины Васильевны Евреиновой, куда должны были привезти дочь Бальмонтов Нину. 21 июня (4 июля) они выехали из Парижа. Решили возвращаться через Швейцарию. Их путь лежал через Женеву — Люцерн — Цюрих — Вену — Киев. По дороге из Тошене поэт писал Вере Николаевне:

«Тебе и отцу привет из глубины горных ущелий, где неустанно поют потоки свободной воды. Как вольно здесь дышит грудь, как сладостно мечте и упоительно глазам. Только небо и горы, больше нет ничего.